"Игорь Забелин. Пояс жизни [NF]" - читать интересную книгу автора

"рыцаря без страха и упрека". Но Батыгин спрашивал себя: не внушает ли он
Виктору, постоянно интересуясь им, излишнее самомнение, излишнюю
самоуверенность?.. Не решил ли юноша, что он уже вполне пригоден для
участия в экспедиции?.. Между тем, если бы экспедиция должна была вылететь
завтра, Виктор не попал бы в число ее участников. И нет гарантии, что он
попадет в будущую экспедицию. Все прояснят ближайшие два-три года...
И Батыгин подумал, что надо сказать об этом Виктору, избавив его тем
самым от ненужных иллюзий.
- Николай Федорович, возьмите меня к себе в институт, - неожиданно
попросил Виктор и прямо посмотрел в глаза Батыгину.
Батыгин не спешил с ответом. "Так, кажется, мои опасения
подтверждаются".
- Скажи мне, чем ты надеешься заслужить право на участие в космическом
путешествии?.. Большим желанием? Крепостью мускулов? Твердой волей?.. Это
было бы слишком просто. И ненадежно.
- Чем же тогда?
- Любовью.
Виктор не пытался скрыть удивления.
- Да, любовью, - подтвердил Батыгин. - Ко всему земному, ко всему
человеческому... И еще ненавистью - ко всему, что мешает нам творить, ко
всему самодовольному, равнодушному. А ты не умеешь ни ненавидеть, ни
любить. Ты занят собою, и порою сам кажешься мне и самовлюбленным и
равнодушным... Не знаю, каким ты станешь в будущем, но пока я не могу
обещать, что возьму тебя в Институт астрогеографии, а тем более - в
космическую экспедицию.
Виктор продолжал грести, и лодка по-прежнему ровно шла против течения.
Батыгин по-настоящему жалел Виктора, но иначе поступить не мог. Он ждал,
будет ли Виктор просить, спорить, но тот глядел куда-то мимо него, - на
реку, залитую потоками солнечных лучей, на кущи деревьев, в зелени которых
уже проступила желтизна, - и молчал. Молчал сосредоточенно и, как угадывал
Батыгин, зло.
- Поворачивай обратно.
Виктор поднял весла, но не успел их опустить. Тот же самый голос, что
пел вчера ночью, зазвучал вновь:

Ой, рябина кудрявая,
Белые цветы...

Песня лилась привольно и широко, словно торжествуя победу над тьмой и
непогодой. Батыгин и Виктор, не сговариваясь, повернулись в сторону
певицы.
К ним приближалась лодка - обычная прогулочная лодка. На веслах спиною
к Батыгину и Виктору сидел парень в тенниске, а на корме - худенькая
девушка с широко раскрытыми удивленными глазами; девушка смотрела на мир с
такой радостью, таким восторгом, будто впервые увидела и Москву-реку, и
крутой берег, и синее небо, и впервые услышала собственную песню, и
удивилась тому, что и песня, и река, и небо - все это доступно, все это
можно увидеть и услышать, все полюбить и всем наслаждаться.
Батыгин поглядел по сторонам, словно подозревал подвох, и хотел найти
настоящую певицу, ту самую много пережившую женщину, о которой говорил