"Виталий Забирко. Право приказа" - читать интересную книгу автора

восемьсот двадцать три человека, не считая нас.
Я заскрипел зубами от бессильной ярости, но тут же схватился за челюсть.
Как он меня...
Тем временем на одном из экранов двигательный отсек лайнера застыл
напротив "зрачка" супермассы.
- Внимание по всему кораблю! - объявил Нордвик по селектору внутренней
связи. - Всем пассажирам приготовиться к появлению искусственной гравитации.
Он отключил селектор и посмотрел на таймер. Оставалось меньше четырех
минут.
- Пора, сынок, - тихо сказал он Чеславу Шеману.
Шеман вздрогнул.
- Прощайте... - прошептал он. Лицо его исказилось совсем по-детски, как
от незаслуженной обиды, и экран погас. Он выключил его - наверное, не хотел,
чтобы видели его слабость.
- Передайте маме...
И все. Может быть, он отключил и связь, а может, спазм сдавил ему горло.
И мне почему-то показалось, что сейчас по его лицу текут слезы.
"Мухолов" сорвался с места и тут же исчез в супермассе. И, может быть,
потому, что не было ни взрыва, ни вспышки - это не показалось страшным. Но
мне хотелось кричать.
Радужная вспышка ударила по глазам чуть позже - сократилась диафрагма, -
и тут же появившаяся искусственная гравитация швырнула меня на пол. Пол подо
мной завибрировал, возник ноющий звук, все более усиливающийся. Нордвик
активировал двигатели по ускоренному режиму. Обычно двигатели активируют в
порту в течение примерно получаса, и это проходит незаметно. Работающих же в
полном режиме двигателей вообще не слышно, а когда корабль ложится в дрейф,
они работают на холостом ходу, чтобы обеспечить возможность быстрого
маневра. Так они и работали на "Градиенте", но диафрагма погасила их. И
поэтому Нордвик пытался не только активировать двигатели, но и одновременно
двинуть лайнер с места.
Ноющий звук перешел в невыносимый вой, от которого, казалось, крошились
зубы, переборки уже не вибрировали, а сотрясались крупной дрожью, но лайнер
по-прежнему оставался неподвижным. Только когда время на таймере перевалило
за полторы минуты, к дикому вою добавился еле слышный комариный писк, и
"зрачок" супермассы стал медленно отодвигаться.
По содрогающемуся полу я на четвереньках прополз к пульту управления и,
цепляясь за кресло, встал на ноги. Передо мной замаячила бритая голова
Нордвика, вся в присосках и проводах. Я крепче ухватился за кресло и
выпрямился, чтобы через его голову видеть приборы. Взгляд мой метался между
экраном, на котором проецировался удаляющийся "зрачок", гравилотом,
спидометром и таймером. Мала скорость, мала! Кажется, я даже грудью
навалился на спинку кресла, словно пытаясь подтолкнуть лайнер вперед.
Супермасса сработала как часы. Только на таймере выпрыгнуло время: две
тридцать шесть, - как она выплюнула из себя диафрагму. Я еще успел бросить
взгляд на гравилот: одиннадцать и шесть метров в секунду, - как разом
умолкли двигатели, радужная вспышка ударила по глазам, и вновь наступила
невесомость.
Не успели... До спасения оставалось еще более километра. Но я ошибся.
Несмотря на то, что диафрагма усиленно гасила скорость корабля (скорость
падала просто на глазах), инерция движения была огромна, и лайнер продолжал,