"Виталий Забирко. Галактический хищник" - читать интересную книгу автора

Нунхэн практически отсутствовала. Лишь изредка на скалах встречались
чахлые, почти безлистные кустики, да на пологих берегах у воды некоторые
валуны кое-где были подернуты тонкой желтой коркой плесени. Зато рыба в
реке водилась в изобилии. В редких заводях на мелководье вода то и дело
всплескивалась, и по ее поверхности расходились концентрические круги.
Некоторое время я рассматривал в бинокуляры окружающие скалы, но
ничего интересного не обнаружил. Потрескавшиеся граниты, базальты, слоеные
пироги карбонатных отложений. Голые, выгоревшие на солнце, разрушенные
эрозией. Пирена была на миллиард лет младше Земли, но отсутствие океанов,
насыщающих атмосферу влагой, не позволяло планете наложить макияж из почвы
и растительности на свои морщины, и она быстро состарилась.
Тхэн наконец оставил меня в покое и теперь бежал впереди каравана,
неутомимо прыгая с камня на камень. Его босые ноги так и мелькали, с
одинаковым усилием отталкиваясь и от гладких валунов, и от остроугольных
камней свежих осыпей. В одном месте он прыгнул на столь острый скол кварца,
что, как мне показалось, край камня по щиколотку пропорол его ногу. Но Тхэн
словно не заметил этого, продолжая прыгать с той же сноровкой. Я вновь
надел на глаза бинокуляры, но даже при сильном увеличении следов крови на
камнях не обнаружил. Рассмотреть же в мельтешений ног, каким образом Тхэну
удается не пораниться на острых камнях, мне не удавалось. Тогда я включил
на бинокулярах запись изображения, заснял бег Тхэна, а затем прокрутил его
с замедленной скоростью. Меня покоробило, когда я увидел, как острые грани
камней вонзаются в ступни Тхэна, причем пару раз даже проткнули их
насквозь. Но, всмотревшись в его прыжки и даже застопорив кадр, на котором
была хорошо видна поверхность ступни как раз после очередного прокола, я
ничего на ней не обнаружил! Пожалуй, его ноги могли дать сто очков вперед
бригомейским кроссовкам...
К полудню жара меня доконала. Не помогал и тонизирующий напиток,
который я поглощал с методичностью Ниобе, хлеставшего вчера водку. Я впал в
сумеречный транс безразличия и апатии. Окружающий монотонный пейзаж слился
в глазах в однообразное серое марево, пышущее жарой, а русло реки
превратилось в жерло туннельной печи, по которому медленно сползал наш
караван. Мысли спеклись в единый ком бесконечного ожидания прохлады.
Наверное, нечто подобное испытывают бедуины, пересекая пустыню верхом на
дромадерах.
Вышел я из этого транса только под вечер, когда мы наконец покинули
предгорье и выбрались на равнину. Появившийся горячий ветерок мгновенно
высушил пропитавшуюся потом одежду, и те секунды прохлады, которые я
испытал при испарении с рубашки пота, привели меня в чувство.
Перед нами расстилалась бескрайняя глинистая равнина, поросшая
пучками редкой остролистой травы. Река, подпитавшись в предгорье ручьями,
стала шире, но, выйдя на простор, успокоилась. Однако по-прежнему ее воды
были мутны, и потому извивающееся по равнине русло больше походило на
гладкую искусственную дорогу, чем на реку.
- Стоп! - приказал я Тхэну. - Здесь мы устроимся на ночлег.
Поскольку днем пиренские насекомые впадали в спячку, я собирался
ловить их по утрам и вечерам, а днем идти дальше вдоль русла Нунхэн.
Чувствовал я себя окончательно разбитым. Но все же, пока Тхэн
развьючивал долгоносов, я нашел в себе силы собрать фильтрующий насос и
искупаться под его струей прямо в одежде. Душ из чистой теплой воды освежил