"Виталий Забирко. Галактический хищник" - читать интересную книгу автора

пути с его разбивкой по карте, убедился, что опережаю составленный дома
график на трое суток. Маловато. Сидеть здесь придется минимум неделю, пока
новое русло Нунхэн более-менее установится и уровень воды нормализуется.
Значит, потом, чтобы войти в график, нужно увеличивать либо скорость
каравана, либо время дневных переходов. Прямо сказать, перспектива
невеселая...
Я вспомнил, с каким напряжением мы штурмовали второе лессовое плато,
и понял, что такого темпа могу не выдержать. А если в этот момент меня
атакует млечник? И тут до меня, наконец, дошло.
Идиот! Нет, кажется, я действительно отупел до маразма. Изматывая
себя непосильными нагрузками, лишь бы только не выбиться из графика, я тем
самым облегчаю млечнику его задачу. Ведь он только и ждет, когда я
вымотаюсь до изнеможения, чтобы взять меня без всякого сопротивления!
Конечно, соблюдение графика играет не последнюю роль в моем предприятии, но
не ценой же собственной жизни наверстывать просроченное время? Так легко из
охотника превратиться в дичь.
- Решено, - сказал я Тхэну. - Завтра ставим здесь палатку и отдыхаем.
Шесть дней.
- Может, все-таки пойдем в селение, сахим? - несмело предложил Тхэн.
- Нет. Бабочки не любят жить рядом с человеческими жилищами, - на
ходу выдумал я причину. Тхэн рассмеялся.
- Это, наверное, у вас, людей, - сказал он. - Мы живем в дружбе со
всем живым.
- Знаю, - кивнул я. - Но бабочка, на которую я охочусь, обитает не на
Пирене. А я говорю о ней.
Тхэн пожал плечами, загасил костер и, взяв с земли мою пустую миску,
пошел ее мыть. Я не стал ждать, когда он вернется и усядется у погасшего
костра с лицом истукана, чтобы вести переговоры с Колдуном, забрался в
спальник, принял таблетку тониспада и закрыл глаза.
Этой ночью у меня страшно разболелась голова. Меня бросало то в жар,
то в холод, я метался во сне, как в бреду. Экранирующая сетка, как мне
казалось, раскалилась добела, сжигая на голове кожу и волосы, а электроды
вольтовыми дугами испепеляли мозг. Руки сами собой тянулись к голове, и
если бы не действие тониспада, четко разграничивавшего в сознании
реальность происходящего и фантасмагорию сна, возможно, в припадке боли я
бы неосознанно сорвал с себя сетку. Но стоило только рукам прикоснуться к
голове, как я просыпался.
Тхэн, почувствовав, что со мной творится неладное, почти не спал.
Пару раз он подходил ко мне, шептал успокаивающие слова, но прикоснуться ко
мне не осмелился. В конце концов он сел рядом со мной на землю и просидел
весь остаток ночи не смыкая глаз.
Наутро я проснулся с тяжелой, будто с похмелья, головой. Умылся,
выпил кофе и поставил палатку. Отдыхать, так отдыхать. Похоже,
переутомление, накапливавшееся во мне, выплеснулось прошедшей ночью. Как на
финише у стайера, отдавшего все силы дистанции. Но до моего финиша было еще
далеко... Если только головная боль не имела другой причины.
Я попросил Тхэна, чтобы он оградил палатку от нашествия насекомых,
установил в ней кондиционер и выставил температуру на двадцать градусов. И,
право слово, чуть не замерз - настолько привык к одуряющей пиренской жаре.
Закуклившись в спальник, я все утро пролежал в прохладе палатки,