"Николай Алексеевич Задонский. Донская либерия " - читать интересную книгу автора

казаками "успокоить и искоренить", и грозится своего обидчика, бахмутского
атамана, заковать в кандалы.
Кондрат мрачно вздыхает. Стало быть, так или иначе нужно защищаться,
нужно действовать. Он предугадывал надвигающиеся грозные события, но не мог
их предотвратить. И тут снова одолевают Кондрата думы о своих близких,
родных...
Булавиных было четыре брата. Старший, Петр, давно ушел на Кубань,
женился на черкешенке, обзавелся семьей, стал кубанским казаком. Второй,
Аким, разбогатевший на торговле рыбой и солью, проживал в Рыковской станице
под Черкасском. Третьим был Кондрат. Самый младший, Иван, неженатый
добродушный тридцатилетний казак, жительствовал в Трехизбянской.
Отцовской избой владели Кондрат и Иван совместно, но большую часть года
она стояла заколоченной. Иван занимался охотой и бортничеством, с весны до
осени не покидал дальней пасеки, а зимой бродил с ружьем за плечами по
донецким лесам и буеракам, появляясь в станице лишь на короткое время.
Кондрат имел хорошую постройку на Бахмуте, где обычно и жил вместе со второй
женой Ульяной и детьми от первого брака, невестившейся дочерью Галиной и
тринадцатилетним сыном Никифором.
С Ульяной Кондрат жил не особенно дружно. Дочь богатого бахмутского
казака-солевара, она относилась к связям мужа с верховой вольницей
недоброжелательно, становилась все более раздражительной... Впрочем, во
многом виноваты были дети, обожавшие отца и не прощавшие махече ни одного
худого о нем слова, ни одной размолвки с ним.
Недавно Ульяна, бывшая на сносях, отправилась рожать к вдовой своей
сестре, жившей под Белгородом. Кондрат, опасавшийся, как бы возвращающийся в
Бахмут озлобленный дьяк Горчаков впрямь не причинил бы ему зла - старые
недруги изюмцы охотно бы помогли в том, - отпустил жену с легким сердцем, а
сам с детьми переселился в родную станицу.
Теперь и здесь становилось небезопасно. Долгорукий мог проведать о
готовящемся на него нападении и обрушить внезапный удар на Трехизбянскую.
Если же этого и не произойдет, то все равно начинающаяся заворушка чревата
всякими случайностями и лучше всего брата Ивана, Никифора и Галю отправить
отсюда в Рыковскую к брату Акиму.
- Тятя, ты что, оглох, что ли? - прервала размышления отца подошедшая к
нему дочь. - Вставай, говорю, пироги снидать, пока горячие... - И, взглянув
ему в лицо, добавила участливо: - Аль занедужил ты, тятя?
Кондрат поднялся, ласково обнял Галю.
- Ты и Никиша меня заботите, донька... Смутно ныне в донецких станицах,
сама ведаешь. Не годится вам тут оставаться. Придется к дяде Акиму ехать.
- Никуда я от тебя отлучаться не хочу, - решительным тоном возразила
Галя.
- Эх, глупая какая! - досадливо отозвался Кондрат. - Да я бы сам с
тобой никогда не разлучался, кабы можно было... А коли нельзя?
- А пошто? Я ж не пугливая, тятя... Коли драгуны сюда налетят, я и
стрелять и рубиться могу...
- Да не девичье это дело, сама посуди. Докуку лишнюю чинишь ты мне,
донька...
В глазах у Гали заблестели слезы. Отец снова привлек ее к себе.
- Полно, полно, не навек наша росстань, ясынька. Минет скоро смута -
опять вместе будем...