"Павел Загребельный. Первомост (Исторический роман о Киевской Руси) [И]" - читать интересную книгу автора

сравнить положение Немого с возом, остановленным на полном скаку. Катился
воз с горы, катился быстро, так, что спиц в колесах не было видно, а тут
вдруг - раз! - остановился воз, и все, что на нем было, полетело вперед,
посыпалось с него. Не то же самое происходит и с человеком?
Но и это было не самым главным в хитрых размышлениях Положая, когда
он заманивал Немого. Хотелось ему иметь в Мостище еще одного такого
сильного, как и сам, чтобы не обидно было, чтобы неволя, раз уж она падает
на одни плечи, ложилась бы и еще на одни, такие же сильные плечи. Ибо люди
слабые, им что? Им легко покоряться. А Положай страдал, - ясное дело,
никогда не проявляя этого, - от постоянного послушания, а кому бы не
хотелось иметь в страданиях равного себе товарища? Ну так вот, Положай
увидел в Немом хорошего для себя товарища, - наверное, этим и можно
оправдать его не совсем обычное поведение.
И еще: впервые в жизни Положай боялся. Никогда и ничего он не боялся
раньше, а сейчас боялся: что, если Немой возьмет и побредет себе дальше,
ибо зачем же ему было менять свою свободу, свои прекрасные веселые
странствования на мостищанскую тоску и неволю? Не угрожала ему старость,
он не мог пожаловаться на недостаток силы, был из тех, кого трудно было
обидеть, есть-пить для себя и для ребенка в дороге он всегда раздобудет, -
вот так иди себе по свету дальше и дальше, пока ты можешь идти, пока не
зависишь ни от кого, нет над тобой хозяина и господина, а как только
остановишься, осядешь, где-нибудь задержишься на продолжительное время,
так и опомниться не успеешь, как станешь чьим-нибудь прислужником, а то и
рабом.
Положай не находил себе места от противоречивых переживаний, от
опасения, от нетерпения, он страдал от мысли, что его так долго скрываемая
и наконец пущенная в дело хитрость может пропасть впустую, сожалел, что не
может заговорить с Немым, рассказать ему, какая рыба здесь ловится, какие
сенокосы в Мостище, какое молоко, какие девчата, как солнце всходит из-за
Реки, какие звезды мерцают у самых твоих глаз, когда ты лежишь с молодицей
во дворе, возле хижины. Он попытался вложить все это в свои хитрые
подмигивания и в суетливые движения, но Немой то ли не замечал
подмигиваний, то ли не обращал на них внимания, то ли не верил, что ли, у
него были какие-то свои подозрения. Шел тупо, мрачно, одеревенело. А
белоголовый ребенок только стрелял своими глазенками во все стороны, но
тоже молчал. Хотя бы о чем-то спросил или сказал бы: <Дяденька!>
А тут еще и предместье и Мостище такое, что противно даже плюнуть!
Песок, да рвы, да сторожевые башни из потемневшего дерева, да деревянная
церквушка святого Николая, поставленная для Воеводы, чтобы вымаливал у
чудотворца добра и долгого стояния для своего моста, да еще в отдалении
Штимова корчмушка, тоже из темных бревен подворье, а нигде ведь ни единого
дерева, ни травинки, ни зеленого кустика, что для души Положая,
влюбленного в деревья и травы, казалось просто невыносимым наказанием. А
что, если Немой тоже неравнодушен к зелени, - как он тогда почувствует
себя средь этих песчаных бугров да деревянных строений не самого веселого
назначения? Чтобы хоть немножко сократить путь средь этой самой
непривлекательной части Мостища, Положай не пошел по вымощенной крепкими
деревянными бревнами дороге, а ударился напрямик, по косогорам, там же
песок оказался таким безнадежно глубоким, что человек свежий и непривычный
мог бы разве что выругаться да плюнуть на Мостище, но ни в коем случае не