"Павел Загребельный. Первомост (Исторический роман о Киевской Руси) [И]" - читать интересную книгу автора

кто? Грамотоносец! Возвышенный над всеми.
- Читай дальше, - хрипло произнес Воевода.
Стрижак, не переставая разглагольствовать, разбирал тем временем
каракули на пергамене и удивлялся все сильнее и сильнее, и начинал уже его
брать испуг, потому что влип он в такую мороку! Даже когда его стригли
позорно, прилюдно, лишая священного сана, и то было веселее, ибо вспоминал
одну сестру во Христе, с которой застали его перед этим, и воспоминания
эти не относились к самым худшим. Стригли, - значит, было за что. А здесь?
Он читал о каком-то сене. То четыре скирды за рекой, то шесть скирд.
Потом - о соломе. Солома исчислялась возами, а за соломой - репа. Так и
стояло в грамоте: <Два воза репы>. И еще: <Четыре воза репы>. Далее
прояснилось: <Дерево дубовое тащили из Переяслава. Пшена два меха и рыбы
живой ловленой и пива ячневого шесть ведер>. Стрижак сообразил, что
записи, видно, касались времен отдаленных, когда сооружался этот
чудо-мост. Княжий человек, тиун или же сам Воевода, записывал на пергамене
все расходы на пропитание рабочего люда и скота. Но и не столько,
наверное, рабочего, - что он там может съесть! - сколько лиц почтенных и
значительных. Ибо в самой середине пергамена извещалось о митрополите,
который приехал, видно, освятить закладку моста.
Митрополит же не имел обыкновения ездить в одиночку, потому что
прибыли с ним <два епископа, да архимандрит Печерского монастыря, да еще
игумен, да наместник, да диаконов три, да иеромонахов два, да протодиакон,
да протопопов два человека, да писаря, келейники, возничие, повара, всего
сорок и пять человек. Дано же было им осетра свежего и соленой рыбы две
белуги, пять осетров, икры осенней ведро и паюсной два ведра, да живой
рыбы: стерлядь великую и пять ушных, две щуки колотки, трех лещей, двух
судаков, десять карасей, десять окуней, десять плотвиц, вина два ведра, по
ведру трех медов красных и еще вареного, десять ведер пива, хлеба, соли,
луку и приправ по вкусу>.
Ели же люди! Да еще и пили, хотя и божьи слуги!
- Разбираешь? - спросил Воевода.
- Соображаю, соображаю, повелитель, - задабривая его, пробормотал
Стрижак.
Все теперь в нем раздвоилось: зрение, слух, внимание, даже речь.
Думал об одном, говорил другое, смотрел на пергамен, а вычитать должен был
из него... Грамоту можно читать всяко. Напрямик читают только дураки. Это
все равно что брести через Днепр по глубокому. А нужно искать броду.
Стрижак уже сообразил, что Воевода в грамоте - как пень. Этому жужжи в ухо
что попало, лишь бы только сумел угодить. Но где же ты его найдешь здесь,
затаенное и угодное, в этой коже, ежели она сложена совсем, совсем не про
то!


После отъезда митрополита писец у моста снова принялся за свое и
писал: <Репа дороже той>. Ага, начал воровать. Да и кто бы удержался при
таком видном деле?
<Капусты хочется> - стояло в грамоте.
Вепрятиной обожрался и осетрами княжий тиун, вот и потянуло на
капусту, видать, еще и на кисленькую.
<По три кружки меду вишневого, по пять - меду вареного, по ведру меду