"Павел Загребельный. Первомост (Исторический роман о Киевской Руси) [И]" - читать интересную книгу автора

что и как тут будет происходить, и вот приготовил позади себя его, Немого,
чтобы в нужный миг быстро вытолкать на свое место, самому исчезнув, как
пузырек на воде.
Но затея Шморгайлика послужила лишь толчком к настоящему веселью для
Немого. И когда Воевода и Стрижак наскочили на него, он едва ли и заметил
их. Он в это время был далеко отсюда. Он улыбался своим мыслям, своим
воспоминаньям. Сладким и горьким одновременно. Вспомнился ему
таинственно-зеленый шалаш в плавнях, сладость краденой ночи, ясный
рассвет, заглядывавший в шалаш сквозь резные листья, а потом
взъерощенно-зловещая фигура у входа между этими листьями, широко раскрытый
черный рот в угрожающем крике. Немой никогда не видел мужа той женщины,
которая лежала у него под боком.
Быть может, ее муж после долгих и напрасных попыток наконец поймал
прелюбодеев и теперь метался перед их убежищем, опасаясь вскочить в шалаш,
хотя ненависть и толкала его туда, а может, это был еще только лазутчик,
гонец, самый быстроногий из всех мужей обесчещенного села, из которого
Немой выманивал к себе для наслаждения женщин: прибежавший жестами, всем
своим видом просил и требовал подмоги, не решаясь действовать в одиночку;
видимо, мчались сюда все обесчещенные и те, над которыми нависла угроза
бесчестия со стороны Немого, - они, наверное, захлебывались в мстительном
реве, и хотя Немой не знал о зове мести, но по мечущейся фигуре у входа в
шалаш мог догадаться о скором приближении врагов, ибо то, чего не слышишь
ушами, услышишь затылком, он не ведал страха за себя, но у него под боком
была перепуганная женщина, сладчайшая из всех женщин заречного села,
первая и самая дорогая для него, он не мог допустить, чтобы кто-то обидел
ее, но еще не знал, что должен делать, не решил, не приготовился к отпору,
малость растерянно осмотрелся вокруг, потом быстро перевернулся, гребнул
руками вслепую между сухими ветками, одним махом раздвинул заднюю стенку
шалаша, легко вытолкнул женщину на свободу, и, как только он успел закрыть
спасительное отверстие, на него сразу же налетело несколько темных фигур,
заполнивших весь шалаш.
Кажется, в руках у них были палки, а может, даже вилы, как против
бешеного пса, людей было много, они сбились в тугой клубок, разъяренный и
страшный, из этого клубка, похоже, ударили Немого раз и два, ударили
больно и безжалостно, однако люди тут мешали друг другу, их было слишком
много, им негде было развернуться-размахнуться, они были ослеплены
темнотой шалаша, а Немой все видел четко и ясно, он был свободен в своей
дикой силе, он рванулся на них легко и яростно, переломал их палки,
превратил в щепки держаки вил, выскользнул из шалаша, там на него снова
насели несколько человек, но наскакивали они не сообща, а по одному,
набегали с разных сторон в разное время, и он с каждым расправлялся на
бегу, торопливо, удержать его не мог ни один из них, а когда кто и ударял
его по плечам или по спине, то это воспринималось Немым как щекотка. Он
бежал и молча, беззвучно хохотал, захлебывался от смеха, в восторге от
своей хитрости и быстроты. То-то метались от злости разъяренные дураки, не
найдя неверной жены в шалаше да еще и выпустив виновника своего позора!
Был Немой - и нет его, была женщина - и нет ее, словно Немой вынес ее
за пазухой. Только что лежала вот здесь, еще минуту назад видел ее самый
быстроногий (но и самый боязливый, видно), и нет ничего и никого. Немой
убегал от охваченных яростью мужей и хохотал так, как могут хохотать