"Павел Загребельный. Первомост (Исторический роман о Киевской Руси) [И]" - читать интересную книгу автора

карасей еще исходил острый дух горячего масла, сохраненный широкими
листьями капусты, предусмотрительно положенными женщиной поверх рыбы;
Лепетунья откровенно гордилась своим умением не только хорошо жарить
карасей, но и незаурядной хитростью, благодаря которой еда была все еще
горячей, как если бы только что была снята с огня; гордилась Лепетунья и
своей ловкостью, и добротой, и быстротой, а более всего - влюбленностью в
бесконечные разговоры: она говорила без умолку, неутомимо, напоминая
светлый ручеек; слова у нее лились легко и красиво, были они округлыми и
ласковыми, слова вылетали из уст ее, будто пестрые птички, которых некому
ловить, которых, собственно, никто и в помыслах не имел ловить. Привыкшие
к характеру Первули, Положай и Мытник и ухом не повели на
разглагольствования женщины, зато оба весьма недвусмысленно потянули
ноздрями горячий запах от карасей и дружно причмокнули жадными до вкусной
пищи губами. Пускай себе говорит сколько угодно, а нам давай карасей!
Немой же и не слышал, и не знал, о чем говорит Лепетунья, он только
смотрел на нее, смотрел мрачно, словно бы даже с неприязнью, а на самом
деле весь напрягся, притаился, будто перед прыжком, не мог оторвать глаз
от этой быстрой и светлой женщины, потому что он любил именно светлых
женщин, женщин со светлыми волосами, лицом и характером.
В восторге своем перед Лепетуньей Немой и не заметил, что вместе с
нею пришел мальчик, видимо сын, еще маленький, лет семи или восьми,
худенький, остроглазый. Немого тоже угостили карасями, потому что в
Мостище не принято было, чтобы двое ели, а третий стоял в стороне. Кроме
того, перед Немым, как мы уже говорили, все заискивали, хотя, правда, тут
был еще Мытник, человек, поднятый в Мостище на высоту чуть ли не
воеводскую, но караси, в особенности жареные, да еще со сметанкой,
обладают удивительной способностью уравнивать людей и умиротворять. Так
вот, к большой глиняной миске, наполненной жареными карасями, сели трое
мужчин, присела также юркая и светлая женщина, мальчишка тоже получил свою
рыбешку, но не стал есть возле взрослых, а, схватив карася за хвост,
отбежал подальше в сторонку, перегнулся через поручень моста и,
всматриваясь в воду, небрежно помахивал вкусным карасем, равнодушный к еде
так же, как и его мать, потому что есть на свете вещи более важные и
неотложные, чем жевание и глотание.
Лепетунья тоже не думала приниматься за еду, она продолжала говорить
о своем, муж и Мытник, привыкшие к ее болтливости, вовсе ее и не слушали,
- пускай себе журчит ручеек над ухом, пускай разлетаются во все стороны
пестрые птички Первулиных слов, а они тем временем будут лакомиться
карасиками, потому что, скажем, Положаю добрый харч нужен для поддержания
постоянной силы в его большом теле, а Мытнику очень хотелось быть
полнощеким, ибо что же это будет за мытник на самом великом в Русской
земле мосту, если он отощает.
Но Немой не стал есть, хотя и охотно присел к мужчинам. Он посидел,
ожидая, пока начнет полдничать женщина, с нескрываемым возмущением следя
за тем, как во ртах Мытника и Положая исчезали одна за другой рыбины,
когда же его жестами еще раз пригласили приняться за рыбу, он показал, что
не сделает этого, пока не станет есть женщина. Показал это Немой мрачно и
словно бы даже сердито, но на Лепетунью его забота произвела впечатление,
женщина выбрала в миске самого сочного карася, подала его Немому, а потом
взяла и себе и начала есть. Ела она мудро и прекрасно. Это не было