"Павел Загребельный. Смерть в Киеве (Исторический роман о Киевской Руси) [И]" - читать интересную книгу автора

человеку никто не помогал.
- Как же ты помогать будешь, ежели не смыслишь в лечении?
- Хворому что? - улыбнулся Иваница. - Хворому поможешь ты. А кто
поможет здоровому? Свет широкий, все в нем есть. Вот там и понадобится
тебе Иваница.
- Уже знаешь свет? - недоверчиво спросил Дулеб.
- А оно само узнается, - беззаботно взглянул на него Иваница.
Если же сказать откровенно, знания приходили к Иванице от женщин.
Известно, что для женщин тайн не существует нигде, известно также, что
женщинам всегда хочется поделиться тем сокровищем, которым они обладают, и
вот тут оказывался нужным этой лучшей части человечества именно Иваница.
Не следует считать, будто он подманивал женщин или, грешно даже подумать,
применял к ним силу и принуждение. Они сами шли к нему, влекомые его
добротой, его улыбчатой беззащитностью, его беспомощностью. Он не походил
на тех задиристых, наглых, быстрых на все злое мужчин, которые слонялись
по свету в одиночку или же целыми толпами, часто возглавляемые воеводами,
а то и князьями, в нем было нечто детское, хотелось помогать такому
славному парню, спасти его от вероятных жестокостей мира, а кто же мог
сделать это лучше женщин? И они приходили к Иванице с новостями,
предостережениями, тайнами, предположениями, а то и с пророчествами.
А уже Иваница от щедрости своей делился знаниями с Дулебом, каждый
раз вызывая у того удивление, хотя казалось, не должен был бы удивляться
этот человек, который еще издалека, лишь увидев кого-нибудь, мог точно
сказать, здоров он или болен, и даже мог довольно точно определить недуг,
которым страдал немощный. Так и получалось: один из них ведал обо всем,
что происходит вокруг людей, а другой как бы заглядывал в их души, видел
их нутро. Радостного в этом, наверное, было мало, но у каждого на земле
есть свое призвание, их призвание было именно таким.
Следует отметить еще и то, что Иваница никогда не проявлял интереса к
знаниям Дулеба, потому что считал людскую хворь недостойной своего
внимания, зато щедро делился со своим старшим товарищем всем добытым, и не
так, видимо, из осознания важности своих сведений, сколько от врожденной
доброты.
Так оно получилось и в Чернигове, куда великий князь Изяслав посылал
Дулеба не для выведываний, а только по лекарским делам.
За год до этого Изяслав захватил Киевский стол раньше своих стрыев
Вячеслава и Юрия Мономаховичей, устранив Игоря Ольговича, который был
князем киевским каких-нибудь две недели после смерти брата своего
Всеволода Ольговича. С изгнанием Игоря наступил конец господству
Ольговичей в Киеве, киевляне вельми радовались возвращению (не без их
помощи) Мономаховичей; брат Игоря Святослав Ольгович ведал тоже весьма
хорошо, что не вернуть уже для их рода Киевский стол, но боль за брата,
которого Изяслав сначала посадил в поруб, а потом послал в монастырь, и
стремление хоть как-нибудь донять Изяслава бросили Святослава в сообщники
суздальского князя Юрия, сына Мономаха. Тот чувствовал себя тоже
обиженным, потому что его племянник Изяслав, пренебрегая рядом
старшинства, забыв и о старшем своем дяде Вячеславе, и о нем, могучем и
вездесущем (за это и прозван он был Долгоруким) Юрии, захватил стол
Киевский, так, словно это было какое-то заброшенное ловище, или купеческий
обоз, или красна девица, на которую, имеет право тот, кто первым доскочит.