"Павло Загребельный. Разгон" - читать интересную книгу автора

как она?
Анастасия рванула в свою редакцию. Не отличалась последовательностью в
мыслях. И пока доехала, напрочь забыла о Карнале. Сдала пленку в
фотолабораторию, через час забрала еще чуть влажные снимки, стряхивая, пошла
к редактору.
Тот думал. Ужасно любил этот процесс. Надоедал всем сотрудникам
редакции, ежедневно напоминая, призывая, требуя: "Думайте! Давайте новые
идеи!" Сам тоже часто любил показывать, как думает, сидел расслабленно за
широким своим столом, убрав с него все бумаги, затуманенный взгляд направлен
в никуда, на лице страдание, как от чего-то кислого, полная беззащитность во
всей фигуре: смилуйтесь, не мешайте человеку сосредоточиться! Редакционные
острословы это редакторское состояние определили довольно ехидно: "Сон на
посту!" Все равно никаких оригинальных идей их редактору никогда в голову не
приходило - ни в часы обычной суеты, ни в эти минуты "думания". Наверное,
когда думают, не показывают этого, потому что еще никому не удалось доказать
невидимое.
Секретарша попыталась не пустить Анастасию, но это было просто смешно.
Материал в номер: "Ученые - пятилетке". Какое тут может быть думание?
Она влетела в редакторский кабинет, не дала времени редактору на
возмущение и жалобы, веером расстелила перед ним целый иконостас академиков:
вот люди, которые действительно умеют думать. Редактор застонал от
профессиональной зависти. С этими людьми он не мог бы выдержать конкуренции,
хотя, по правде говоря, истинный журналист всегда чувствует себя выше всех
академий на свете, ибо не они пишут о нем, а он о них, не они оценивают его
работу, а он - их, не они делают его имя известным народу, а он прославляет
(или же замалчивает) их.
- Так что? - спросил редактор.
- В номер. "Ученые - пятилетке". Текст сейчас будет с машинки.
Пятьдесят строк.
- Тридцать, - безапелляционно заявил редактор, рассматривая снимки.
Делал это умело - ничего не скажешь, всегда отбирал самые худшие, самые
невыразительные. Его девизом было: ничего оригинального. Только обычное.
Нельзя дразнить читателя. Газета - не цирк и не аттракцион с мотогонками по
стене.
- Дадим президента академии, - зная все наперед, подсказала Анастасия.
- Тогда зачем вы развернули передо мной целую Третьяковскую галерею?
- Показать, что ваши сотрудники не теряют времени.
- Президента мы давали на прошлой неделе. А вот Глушкова давно уже не
было на наших страницах. Где Глушков?
- Его не было на встрече. Занят.
- А это кто? Могу я опубликовать такой снимок?
Редактор подвинул Анастасии снимок, приглашая присмотреться
повнимательнее к своей работе: невыразительный человек в сером костюме одной
рукой зачем-то выдергивал из-под пиджака дорогой галстук, а другой держался
за кончик носа, словно хотел извлечь оттуда какие-то истины.
- Кажется, его фамилия Карналь, - спокойно молвила Анастасия. - У меня
записано.
- Записано! - возмутился редактор. - Вы не знаете Карналя? Тогда что же
вы знаете?
После этого должно было последовать: "Уходите и приходите ко мне только