"Борис Зайцев. Голубая звезда" - читать интересную книгу автора

_ А я думала,- сказала она, протягивая руку,- что вы не соберетесь.
Значит, и вы пустились в свет. С вашим-то затворничеством туда же...
Она засмеялась.
- Вы знаете,- обратилась она к соседке,- Алексей Петрович одно время
проповедовал полное удаление от мира. как бы сказать, полумонашеское
состояние.
Соседка взглянула на него и холодновато ответила:
- Вот как!
Их познакомили. Она называлась Анна Дмитриевна. Христофоров сел на край
кресла и сказал:
- Одно время действительно я жил очень замкнуто. Но теперь - нет. Вы
знаете, Наталья Григорьевна, эту весну я, напротив, даже много выезжал.
Анна Дмитриевна вдруг засмеялась.
- Отчего вы так странно говорите? Точно...- Она продолжала
смеяться.- Простите, но мне показалось... как- то по-детски...
Христофоров слегка покраснел.
- Я не знаю,- сказал он и обвел всех глазами.- Я, может быть... не
совсем так выражаюсь.
- Не понимаю, как это надо особенно выражаться...- Машура тоже
вспыхнула. Глаза ее блеснули.
Анна Дмитриевна слегка откинулась на кресле.
-- Виновата. Кажется, я просто сболтнула.
- Алексей Петрович говорит, - сказала Машура, сильно покраснев, -
так, как НУЖНО, то есть какой он есть. Его учить незачем.
Наталья Григорьевна засмеялась.
-- Вот и неожиданно разговор принял воинственный характер. Она была в
черном платье, с большим бантом у подбородка. В ее седых, хорошо уложенных
волосах, в очках, в дорогом кольце, духах - ощущалось прочное, то, что
называется distingul'. Глядя на нее, можно было почувствовать, что она
прожила жизнь длинную и честную, где не было ни ошибок, ни падений, но
работа, долг, культура. Она много переводила с английского. Писала о
литературе. Дружила с Анатолем Франсом.
Разговор пресекся. Вечер же начался. Певица пела. Беллетрист с профилем
шахматного коня, во фраке, скучно бормотал свою меланхолическую вещь.
Приехал актер, знаменитый голосом, фигурой и фраком. Он ловко заложил руки в
карманы, слегка дрыгнул ногой, чтоб поправить складку на Делосовых брюках,
и, опершись на камин, сразу почувствовал, что все в порядке, все его знают и
любят.
Христофоров наклонился к Машуре и спросил:
- Я не вижу Антона. Его нет здесь? Машура несколько закусила губу.
- И не будет.
Актер вышел, читал Блока. В дверь виднелась его сухая, крепкая спина,
светлая шевелюра, а дальше, в зрительном зале, все полно было сиянием люстр,
белели туалеты дам, отсвечивало золото канделябр и кресел. Когда начали
аплодировать, Машура сказала:
- Вы же знаете его. Вдруг рассердился, сказал, что к таким, как
Колесникова, не ходят, одним словом, как всегда. Она вздохнула.
- Я ответила, что со мной так нельзя разговаривать. Он ушел, не
простился. А я, конечно, отправилась. Да,- прибавила она и улыбнулась,- я
совершила еще маленькое преступление: занесла вам ветку черемухи.