"Борис Зайцев. Звезда над Булонью" - читать интересную книгу автора

и прачка, и торговка скажет, если сочувствуют. Мне, говорит, не может быть
скучно, потому что "le bon Dieu est toujours avec moi"*
______________
* "Господь всегда со мной"

- Католическая бабка?
- Ну, понятно. Все меня расспрашивала, какая у нас вера. Очень
довольна, что мы во Христа верим и почитаем Деву Марию.
Таково утреннее странствие Элли. Кроме свиной котлетки, моркови,
апельсинов, вина, приносит она разные вести вроде малой областной газеты. А
потом у ней кухня: газ, плита, готовка. Это начало дня, он начинается, ему
все равно, радостно ли тебе жить, или грустно. Он для всех один, будь ты
свой, здешний, или пришлец, как мы. Он светел, равнодушен.

ДЕТИ

Темный провал отделяет его от дня следующего. Но и тот приходит.
Портьеры еще задернуты, лень взглянуть на часы. Вдруг начинаешь слушать как
бы щебетание. Сперва мало, отдельной струйкой. Потом струйки сливаются -
нечто вроде журчанья - небольшая, негромкая речка течет за окном, по улице,
звуковая речка справа налево.
Девять часов. Дети пошли в школу. Значит, взрослым неловко валяться.
Все-таки спешить некуда. Слава Богу, все школы, диктанты, задачи, курьеры в
мифической дали. Было время, десятилетний человек напяливал в утренних
потемках длинное пальто с серебряными пуговицами, форменную фуражку. За
спиной ранец, в сердце тоска, в голове латинские предлоги. Девятнадцатый
век! Калуга.
Если сейчас выглянуть, то увидишь малых французских граждан, иногда с
мамашами. Граждане волокут в руках сумки с книгами - не за спиной в ранцах,
как носили вы,- сумки полны премудростями, тащатся чуть не по земле. Тяжело!
Граждане в большинстве хилые, голые ножки с неважнецкими коленками, порода
не крепкая. Да и откуда быть крепкой? Отцы, деды, может быть прадеды,
бабушки этих Жаков, Пьеретт, Алэнов все со здешних Рено, Сальмсонов, с
маленьких фабричек никому не известных. Наш край выводит свое племя - в
трудах, серости, некрасоте. На улице семь бистро. И отцы, деды путников этих
немало утешались у стоек - до войны сизым абсентом, после желтым Перно. Да и
чем другим,

415

собственно, было утешаться? Потомство же развели слабоватое.
Дети вольются в большой угловой дом, прогрессивные учителя, правнуки
флоберовского Омэ, будут обучать их там вещам бесспорным. В половине пятого,
на перекрестке вблизи школы восстанет лик власти: хранитель Дениз, Жюлей и
Жаков, насытившихся наукой. Он строго раскидывает руки. Движение
останавливается. Автомобили ждут, мотоциклисты замирают - царство детей. И
шумящим потоком, на ходу давая подзатыльники, подставляя ножку, хохоча,
растекаются они по переулкам, прочь от уродливой своей школы, сложенной
неизвестным строителем из серых камней (нечем прославить ему здесь свое
имя).