"Виталий Александрович Закруткин. Помнинька (Рассказ про войну)" - читать интересную книгу автора

любимца Венеры, карминовые и лиловые цветы "ночная красавица", канареечные
васильки; француз Эжен, раскланиваясь, ставил на столик пучок бордовых
петушьих гребешков, а угрюмый Дик Смайлз приходил с огромным снопом
рубинового цветка с белой подбойкой, напоминающей львиную пасть.
Что касается меня, то я всем цветам предпочитал голубые русские
незабудки. Я любил эти нежные цветы за их чистый цвет весеннего неба, за
тонкий запах, за хрупкость и беззащитность.
Однажды я пришел в комнату Ридушки последним. Ридушка сидела на стуле
у распахнутого окна. Вокруг девушки благоухали цветы - они были
расставлены на столе, на стульях, даже на полу, - за окном светлели кусты
сирени, из леса тянуло прохладой. Христиансен играл в павильоне на
скрипке, и серебристые звуки лились в вечерней тишине. Я поставил цветы на
подоконник и уже хотел было уйти, как Ридушка взяла одну незабудку,
вложила мне в руку и сказала:
- По-русски этот цветок называется незабудка, а по-чешски -
помненька. Я хочу, чтобы вы меня не забыли, чтобы вы меня помнили,
Алексей...
С жаром приник я к маленькой ручке Ридушки - ее теплая ладонь пахла
цветами и лесными травами - и прошептал смущенно и сердито:
- Я никогда не забуду вас, Ридушка, не только потому, что вы спасли
мне жизнь, но и потому, что я люблю вас...
Я не был мастером любовных объяснений, и все это у меня получилось
как-то неожиданно и даже грубо; но Ридушка серьезно выслушала мои слова.
Потом, встав на цыпочки, как это делают девочки, обняла меня и поцеловала
в губы.
- Кажется, я тоже люблю вас, - с комической важностью произнесла она,
- и люблю не меньше, чем мсье Эжена, Дика или дядю Вацлава...
Она тихонько засмеялась, я покраснел, тоже засмеялся, махнул рукой и
пошел прочь, не заметив, что под окном бродит Эжен Мишле. Эжен слышал про
наш разговор и рассказал о нем товарищам, причем приукрасил всю сцену
невероятными подробностями: что Алексис, дескать, стоял перед Ридушкой на
коленях, что он собирается вызвать на дуэль Дика Смайлза, - словом,
городил всякую чепуху. Товарищи смеялись, Дик, посасывая прокуренную
трубку, так смотрел на меня, что я уже мог считать себя погибшим...
Мой собеседник зажег потухшую сигару, затянулся несколько раз,
послушал далекий звон вышгородских колоколов и сказал, резко повернувшись
ко мне:
- Вы, очевидно, думаете, что я собираюсь рассказать вам банальную
историю о десятке мужчин, которые были влюблены в одну девушку и, томясь
от безделья, разыгрывали друг друга?
- Позвольте, я внимательно все слушаю и еще не делаю никаких выводов,
- неуверенно возразил я, хотя, по правде сказать, мне казалось, что
Григорьев вот-вот должен перейти к описанию своей победы над Ридушкой.
- Нет, тут другое, - устало и грустно обронил Григорьев, - тут совсем
другое, о чем я, может быть, и не смогу рассказать. Впрочем, по порядку...
- Так мы жили полтора месяца, - продолжал он, - и ничто не нарушало
нашего покоя. Спрятанные в густых лесах, оторванные от всего живого, мы не
слушали радио, не читали газет и не знали, что делается на свете и как
идет война. Пока поблизости работали норвежцы-лесорубы, мы еще узнавали от
них, что на берегах Волги идет смертная битва, что англичане и американцы