"Виталий Закруткин. Подсолнух (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

видели. Будто идешь по степи, ни одного дерева нет, небо видно, на сто верст
все видно, солнце светит, а кругом - табуны рыжих коней и овцы...
Отец промолчал. Скосив глаза, он следил, как проворный Донька,
пританцовывая на корточках вокруг костра, бросал в саган куски вяленой
баранины.
- Один год прошел, другой год прошел, год за годом прошел, -
покачиваясь, продолжал Бадма, - захотелось мне в степь. Оставляли меня в
городе, а я сказал: нет,
- Посоли покруче да луку не жалей, - сказал Отец Доньке.
Над отрожиной, распластав крылья, горделиво проплыл белохвостый орлан.
Зорко и пристально осматривал он со своей недосягаемой высоты каждый кустик,
каждую кочку, каждую ложбинку на однообразно бурой земле. Но еще не
проснулась, не дышала холодная, неприютная земля.
Порыв ветра пронесся по степи.
Донька снял с крюка окутанный паром, булькающий саган. Чабаны нарезали
хлеб, дружно застучали деревянными ложками. Три разномастных волкодава, лежа
поодаль, провожали взглядом каждое движение людей. Отец бросил им по куску
хлеба.
Когда горячий шулюн был съеден, Бадма достал самодельную трубку, сунул
ее в рот, не зажигая.
- Что, табачку, черт ма? - с ухмылкой спросил Донька.
Отец нахмурился, один за другим вывернул карманы защитной солдатской
стеганки. Подставив ладонь, он вытряхнул из карманов остатки махорки,
табачную пыль. Водя пальцем по ладони, стал отбрасывать хлебные крошки,
комочки ваты и нашел семечко подсолнуха. Семечко было не очень крупное,
серое, с белым ободком.
- Глядите, - подмигивая, сказал Донька. - у Отца-то, видать, зубы
крепкие, ежели он подсолнухи грызет.
Отец снял шапку, осторожно, точно лаская, положил в нее малое семечко.
- Я их сроду не грыз, - сказал он глухо, - они тут не растут. Это
стеганка покойного сына. Первый раз я ее надел.
Донька смущенно потупился.
- Курить так курить, - проговорил Бадма.
Разделив поровну махорку, табачную пыль, все, что нашлось в карманах,
закурили.
Лежа на животе, Донька стал рассеянно жевать сухую травинку.
- Не знаю, чего вы прикипели к этой степи, - сказал он, - по-моему, тут
самое гиблое место. Овцы и те с ног валятся. И земля тут неспособная. Окромя
солонцов да полыни, что на ней есть? Вот на донском займище - земля!
Серые глаза Отца сузились, косматые брови сошлись у переносицы. Он
молча отвернулся, долго думал о чем-то.
Бадма мечтательно смотрел вдаль, туда, где облачные овечьи отары,
очищая небо, сбивались над серо-лиловой линией земли.
- Погоди, парень, - промолвил Бадма, - пригреет солнце, придет
хонин-сара, Месяц Овцы. Степь тогда уберется цветами, как невеста. Овца даст
молоко, много молока, сердце будет радоваться...
Отец не слушал подпасков. Пальцы его тяжелой руки ощупывали висевший на
поясе нож. Вынув нож, старик вытер его о штанину и стал копать влажную
землю. Нож он погружал все глубже, подсекал и отбрасывал корни ковыля и
полыни, а землю рыхлил, расширяя перекопанный круг. Увидев рядом сухой