"Сергей Залыгин. Два провозвестника" - читать интересную книгу автора

Пушкин был последним эллином. Вместе с ним умерла Древняя Греция,
умерла в России. И кому, как не России, возродить ее мудрость? Охранителем
Начал ощущал себя и Достоевский, неизбывно сомневаясь в настоящем. Он хотел
искоренить такой модерн, как утопический нигилизм, искоренить нечаевщину,
покуда она еще не стала ленинизмом. Ему нужно было восполнить сознание всем
тем, что позже Швейцер назовет благоговением перед жизнью.
Достоевский чаял для мира не только умов сильных, но и просветленных.
Просветленных Началами. Если это консерватизм, тогда он был консерватором.
Примечание: это требовало жертв, и если в качестве жертв поучительных
могли быть использованы и Тургенев, и Грановский, они стали ими, став
героями "Бесов". Тургенев был до глубины души обижен. Но именно в этом
пункте вечно сомневающийся Достоевский был радикалом.


* * *

Никто не погружался так глубоко в отношения между человеком и его
мыслью, как Достоевский.
Любая общественная, любая мысль, пришедшая к нам извне, остается не
более чем информацией до тех пор, пока она не станет мыслью личной, пока
человек не убавит от нее или не прибавит к ней что-то от себя самого.
К мысли человек только так и может относиться: обогащать или обеднять
ее, любить или ненавидеть, облагораживать или предавать. Все чувства
человеческие приложимы к его же мысли, может быть, больше, чем к любому
предмету его любви или ненависти, ведь человек всегда, во всем может (и
должен?) перевести себя в мысль, представить себя мыслью. Герои же "Бесов"
потому и бесы, что они мысль предают, извращают ее, уводят ее от ее начал,
но такой вот, искалеченной, они и поклоняются, приносят ей неисчислимые
жертвы, сами с упоением становятся ее жертвами.
Кризис мысли мы не ощущаем повседневно, миримся с ним, и только в
несчастье и горе, когда мы теряем близких, теряем любовь, теряем собственную
жизнь, мы вдруг постигаем, что это - кризис. Тут-то мы и понимаем, как
бессмысленно пользуемся мыслью, как безнравственна эта бессмысленность.
Герои "Бесов" таковы до конца, до логического конца. Таков самоубийца
Кириллов. Таков Ставрогин, исказивший мысль до предела, переживший
Кириллова, кажется, только ради того, чтобы еще и еще изобретать новые
способы ее искажения. Таков Верховенский-младший, верховенствующий в
убийстве Шатова, преступник, ускользнувший от наказания с тем, чтобы до
последнего дыхания опять-таки искажать мысль, сладострастно издеваться над
нею. Таковы участники собрания "наших" (сами себя эти люди называют
"кучкой") в доме Виргинского: "...как мир ни лечи, - говорят они, - все не
вылечишь, а срезав сто миллионов голов и тем облегчив себя, можно...
перескочить через канавку".
Таков Лямшин: "А я бы вместо рая взял бы этих девять десятых
человечества, если уж некуда с ними деваться, и взорвал бы их на воздух"...
И Шигалев: "...будущая общественная форма необходима именно теперь,
когда все мы наконец собираемся действовать, чтобы уже более не
задумываться..."
И присутствующая здесь студентка: "...предрассудок о Боге произошел от