"Валерий Замыслов. Огнем и мечем ("Иван Болотников" #2) " - читать интересную книгу автора"И ЛЮДИ ЛЮДЕЙ ЕЛИ" Малей Томилыч Илютин пришел из Поместного приказа усталый. Да и как не устать, коль дел до одури. Одних челобитных на пяти возах не увезешь. И пишут, и пишут! Кажись, нет на Руси помещика, дабы о нужде своей не пекся. "Обнищали, оскудели, мужики в бегах, кормиться не с чего..." Худо на Руси! Ни при одном государе такого лихолетья не было. На Москве страшно выйти, жуть что творится! В самом царевом Кремле нельзя без оружной челяди шагу ступить. Намедни, перед самой избой, из темного заулка набежали шпыни* с дубинами. Добро, ближние люди были с самопалами. Пальнули. Двоих бродяг убили. ______________ * Шпыни - тати, разбойники. Тяжкое времечко! Уж на что царь Борис башковит, да и тот растерялся. Мечется государь, о народе неустанно печется. У князей и бояр хлеб переписал и повелел продать по дешевой цене. Житницы пооткрывал, казны не пожалел. Сколь денег и хлеба на сирых ухлопал! А проку? Почитай, со всей Руси на Москву сбежались. Белокаменная будто муравейник кишела, голод еще боле за горло взял. А тут и чума навалилась. Что ни день - тысяча умерших. Пришлось Борису Федоровичу житные дворы закрыть. Народ на Москве поубавился, по Руси разбрелся да в разбойные ватаги сколотился. На царя и господ чернь поднялась. Борису от него, не нужон такой царь... О Дмитрии Углицком слух разнесся. Жив-де Дмитрий! Борис Федорович указал ловить крамольников и казнить лютой смертью. Застенков не хватило. Повелел царь строить новые темницы. Но слух все ширится, и смуте нет конца. Худо на Руси! Тяжко сидеть и в приказах. Работали подьячие, как волы, себя не щадили, но дел не убавлялось. Голова кругом! Приходя в избу, Малей Томилыч долго отлеживался на лавке, а уж потом садился за стол. Подавала ужин Василиса. Глядя на нее, подьячий веселел душой. Пригожа Василиса! Лицо чистое, белое, очи синие; под цветным убрусом уложены в тяжелый венец косы шелковые. Спросит: - Велишь ли стол накрывать, батюшка? - Накрывай, Василиса, да и сама со мной повечеряй. Но женка как всегда молвит: - Не обессудь, батюшка. Кушать мне с тобой не по чину. С Никитушкой поснедаю. И вот так уже давненько. Вздохнет подьячий и ничего боле не скажет. И приказать не смеет: околдовала женка. Да ей и не прикажешь, все равно по-своему сделает. А чуть что - из избы вон. Так было, когда на первой поре норовил Василису приголубить. Трижды приходил ночами в ее горницу, и каждый раз женка гнала прочь. А как-то собрала Никитку - и бежать со двора. Добро, привратник не выпустил, а то бы не видать боле Василисы. Она ж молвила: - Верна мужу своему, Малей Томилыч, Отпусти меня с богом. Не могу тебе |
|
|