"Валерий Замыслов. Огнем и мечем ("Иван Болотников" #2) " - читать интересную книгу автора

православный, Шубника! Держитесь государя Дмитрия. Целуйте крест
заступнику!"
Вор, срамное рыло! Тыщу людей округ себя собрал, горлохват. А народ
послушал, послушал да и давай вкупе с гилевщиком кричать: "Жив Дмитрий, коль
за него велики муки примают. Не хотим боярского царя!"
Стрельцы наехали, разогнали. Но на каждый рот замок не повесишь. И на
Варварке горло дерут, и на Арбатской, и на Троицкой... По всей Белокаменной
воруют, смутьяны!
На другой день после своего воцарения Василий Иванович повелел
доставить мощи "невинно убиенного младенца" Дмитрия из Углича в
Архангельский собор Москвы.
Бояре ахнули:
- Да как сие можно, государь?! В храмы лишь мощи святых переносят.
Пошто на Москве останки Дмитрия?
- Не останки, а мощи, - поправил Шуйский. - Чернь вновь ворует, о
Самозванце мнит. Для подлого люда Самозванец - "заступник" да "Красно
Солнышко". Народ сказкам мятежных людей верит. И покуда той сказке жить, не
видать нам покоя на Руси. Упрячем "солнышко" в чулан.
- Как это? - не поняли бояре.
- Аль невдомек, - тоненько захихикал Василий Иванович. - Причислим
Дмитрия к лику святых, в храм перенесем, икону намалюем. Вот те и
Дмитрий-угодник.
Бояре рты разинули: Шуйский открыто шел на новую ложь. Но каково
самому? Поверит ли чернь? Шуйский и без того изолгался без меры. В 1591
году, пресмыкаясь пред Борисом Годуновым, Василий Иванович прокричал с
Лобного, что "царевич, играя в тычки, сам себя зарезал". Через пятнадцать
лет, когда Самозванец шел к Москве, князь изрек: "Сын Ивана Грозного божьей
милостью спасся и упрятался в Речи Посполитой". Теперь же повсюду заявляет и
грамоты рассылает, что невинного младенца зарезали по приказу Бориса
Годунова, а на престоле царском оказался беглый чернец Гришка Отрепьев.
"Мерзко Ваську слушать, - как-то обронил среди бояр князь Голицын. -
Врет, что помелом метет. На одной неделе семь пятниц".
- Пошлем в Углич святых отцов, - продолжал Василий Иванович. - Пущай
едет ростовский митрополит Филарет. Сей владыка чтим в народе. С ним же
отправим добрых пастырей и Нагих. То дело богоугодное. Перенесем мощи в
кремлевскую святыню - подлую чернь укротим. Буде трепать языками о спасении
Дмитрия. Нравно ли то, бояре?
Бояре закивали бородами. Ловко придумал! Дмитрия - в святые, чернь - в
смирение. То-то перестанут "законным царем" прикрываться. Глядишь, и смута
утихнет. Ох, как нужно Руси покойное времечко!
Царь встречал "мощи" царевича у Сретенских ворот Белого города;
встречал с синклитом духовенства, боярами, думными дворянами.
Василий Иванович, роняя слезу, благостно вздыхая и бормоча молитвы, нес
тело новоявленного чудотворца до самого Архангельского собора. Подле, в
великой скорби, ступала царица Мария Нагая.
Богомольные старушки заговорили:
- В святцы Дмитрия занесли.
- По всей Руси грамоты разослали.
- Святые отцы житие чудотворца пишут. Молитесь Дмитрию!
Посадские же тяглецы роняли иное: