"Герман Леонидович Занадворов. Дневник расстрелянного " - читать интересную книгу автора

задергивали занавеской. Писал он урывками и сразу начисто, но в рассказах и
главах романа, оставшихся после него, во всем обнаруживает себя с
незаурядной силой мастер, под рукой которого слова как бы перестают быть
словами: оборачиваются людьми, светятся солнцем, звучат музыкой.
Он привык к тому, что его произведения воздействуют на жизнь. А тут,
написанные кровью сердца, они лежат в бездействии. Он не мог примириться с
этим.
Подростком он запускал вместе с однокашниками воздушные шары, сделанные
по типу шара братьев Монгольфье. Он ликовал, вспомнив об этом.
Шар они делали вдвоем с Маришей, даже тайком от ее стариков - не
хотелось их тревожить. Однажды вечером они накачали его нагретым воздухом.
Шар рвался из рук, как привязанный за ноги сокол, но Герман не отпустил его,
покамест не вышел на огород и не убедился, что ветер дует в желанном
направлении.
Ночь была беззвездная, и шар мгновенно исчез в темноте неба. Сквозь
жужжание садов донеслись с улицы голоса полицаев, нализавшихся самогону.
Надо было бежать в хату, но Герман по-прежнему стоял на том месте, откуда
отправил воздушного гонца. Он мысленно улетал за шаром.
Мариша загремела возле порога подойником, давая знать мужу, что он
должен немедленно возвращаться. Герман быстро зашагал к хате, сердясь, что
позволил себе раскиснуть.
Он опять мысленно вернулся к своему воздушному гонцу и представил, как
небесное течение несет его к нашим. Потом, взойдя с переволновавшейся
Маришкой в сени, представил, как шар падает возле окопа; из окопа
выскакивает красноармеец, хватает шар и передает командиру. Командир
вскрывает сверток, привязанный к шару, а через минуту посылает этот сверток
в штаб дивизии.
Хоть бы долетел. Сердце тревожно екает: в свертке рукописи рассказов, в
которых он изобразил то, что происходило и происходит на его глазах здесь, в
Вильховой, да и, пожалуй, на всей плененной Украине. Он вложил в них всю
свою лютую ненависть к немецким фашистам и к отребью, помогавшему править их
ставленникам пан-баронам.
Сверток он посылал на имя самого близкого киевского друга Бориса
Палийчука. В записке писал: "Решил попытаться хоть таким неверным способом
(другого пока не нашел) передать частицу сделанного. Думаю, вам там это
пригодится. Это, конечно, мало, но пока все, чем я могу помочь воевать." В
конце записки он просил, если рассказы будут печатать, подписывать их
псевдонимом Ефим Черепанов. Такой псевдоним Герман выбрал потому, что очень
любил создателя паровоза Ефима Черепанова, роман о котором так и не успел
завершить до начала войны.
Кроме записки, было в свертке и обращение.
"Товарищ!
Этот сверток из немецкого тыла. В нем рукописи - совесть журналиста,
находящегося на оккупированной территории. Самая горячая,
убедительная просьба: не задерживая ни на час, найти способ передать
их в редакцию газеты "Красная армия" для поэта Бориса Палийчука."
Должно быть, сверток не достиг адресата. Гадать о том, к кому он попал,
не будем, но и не оставим надежды, что когда-нибудь отыщется этот пакет,
посланный нашим в тяжкую годину настоящим советским человеком Германом
Занадворовым, жаждавшим участвовать в борьбе советского народа против