"Станислав Зарницкий. Дюрер " - читать интересную книгу автора

такие художники!
- Вот что такое красота, сын!
- А разве это людям полезно? В чем она, эта польза?
Не нашел мастер, что ответить, и приказал Альбрехту идти спать: завтра
ведь вставать с петухами.
Долго еще ходил старик Дюрер из угла в угол. Надо же, все мысли спутал
этот упрямец своим неуместным вопросом. Действительно, в чем же заключается
красота? А ведь и без того от дум голова раскалывается! Не получилось
серьезного, нужного разговора с патрицием Имхофом. Вначале Антон занимал
гостей пустяками - рассказывал о печатном деле в Швейцарии и Италии,
показывал полученные оттуда книги. Дюрер терпеливо ждал, когда придет его
черед говорить... Но потом все вдруг на него навалились. Мол, нехорошо, что
Дюрер чурается соседей. И Вольгемут и Шедель - почтенные, уважаемые в городе
люди, а он их знать не желает, с мастером Михаэлем живет в ссоре. Слухи об
этом дошли до совета... Теперь уже и не припомнишь, как оно вышло, но только
дал он обещание помириться с Вольгемутом. Да если бы только этим и
ограничилось! Вырвали Имхоф с Кобергером согласие отдать Альбрехта в
обучение мастеру Михаэлю. А все этот Антон! Нюрнбергу, видите ли, нужны
мастера гравюр, Нюрнберг прямо-таки не может обойтись без них, Нюрнберг,
мол, еще потягается с Венецией и Флоренцией. А красота, сын мой Альбрехт,
это когда... Впрочем, все, что думал, кажется, уже сказал... Хорошо, хоть
согласился Антон нести половину расходов по обучению крестника. Ну и на том
спасибо! А до того, что погибнет искусный золотых дел мастер, что пару рук у
него отобрали, им и дела нет. Им рисовальщика, гравера подай!..


За то время, что прожил Дюрер в славном городе Нюрнберге, он хорошо
усвоил, что совет патриция равносилен приказу. Никуда не денешься: надо
кончать распрю с Вольгемутом, но со дня на день откладывал Дюрер неизбежное
примирение. Так дотянул до июня 1486 года, до самого дня святого Лойена,
патрона золотых дел мастеров, когда надлежало ему как старшине братства
ювелиров дать наиболее уважаемым коллегам обед. Имел он право пригласить в
трактир по своему усмотрению и выбору нескольких представителей других
профессий. К превеликому своему удивлению, получил тогда мастер Михаэль
любезное приглашение на совместную трапезу. Более того, когда после
праздничного шествия по нюрнбергским улицам все сели за стол, то оказался
Вольгемут по правую руку от Дюрера, на почетном месте. То ли из-за оказанной
чести, то ли по другой причине, но дождался Вольгемут соседа, чтобы вместе
идти домой. Так на погруженной в ночную тьму улице под собачий брех
состоялось наконец их примирение. Чтобы закрепить его, несмотря на поздний
час, затащил Михаэль соседа к себе.
А просидев с час за кружкой теплого пива, которое и в горло не лезло,
понял Дюрер, что жребий живописцев мало чем отличается от жребия золотых дел
мастеров. У них жизнь тоже не сладкая. Особенно осуждал мастер Михаэль новые
обычаи, которые насаждают в городе патриции и их отпрыски, стремящиеся
превратить Нюрнберг в северную Венецию. Тащат без разбору все из-за Альп, не
задумываясь, можно ли натянуть итальянский сапог на нюрнбергскую ногу. В
результате же разрушают все каноны искусства.
Кивал в знак согласия Дюрер. Что ему еще оставалось? Он был того же
мнения. Только не для споров об итальянцах зашел он к Вольгемуту. Чтобы