"Владимир Заяц. Глухомань" - читать интересную книгу автора

- Результат на лице! Вот и весь результат! - донесся до Виктора
Ивановича захлебывающийся от смеха голос, и он тоже невольно улыбнулся.
Мимо, тяжело ступая, прошли две полные женщины в цветастых платьях и
старых выцветших кофточках. В руках они несли большие хозяйственные сумки.
- А я ей говорю, - почти кричала одна из них пронзительным вибрирующим
голосом, и багрово-синие губы ее сжимались в паузах в злую полоску. - Я и
говорю ей: смените пластинку на тон ниже! Нечего своего лоботряса -
защищать! Щас молодежь только водку пьянствует и беспорядки нарушает!
Незадолго до отправления, пятясь задом и багровея от напряжения, Виктор
Иванович втащил в вагон раздутый рюкзак и, сев у окна, прильнул к стеклу.
Что-то прогнусавило радио. Виктор Иванович ничего не разобрал, но по
тому, как засуетились на перроне, понял: объявили отправление. С глухим
стуком сомкнулись двери, поезд дернулся и, с жадной торопливостью набирая
скорость, стал уходить из вокзальной тесноты.
Взахлеб стучали колеса. Проплывали мимо электроопоры, настороженно
поворачивая вслед за поездом длинные журавлиные шеи. Масляно блеснув,
сошлись и разошлись пучки рельсов, и поезд вырвался на простор.
Мелькали какие-то домики, будочки у переездов, застывшие, как на
фотографии, фигурки людей. Запахло смолой, которой пропитывают шпалы,
паровозным дымом и еще чем-то специфически железнодорожным, неприкаянным.
Виктору Ивановичу показалось даже, что пахнет само пространство, те тысячи
и тысячи километров, что накрутились на вагонные колеса.
Виктору Ивановичу почему-то вспомнилось, как отец вез его к
родственникам в Симферополь. Отец был человеком хрупкого душевного склада
и неуемной фантазии. Ему представлялись всяческие неожиданности, которые
могли помешать их поездке, и он очень переживал.
На остановке, очень боясь отстать от поезда, переплачивая и все
оглядываясь на вагон, отец купил дыньку.
- Вот! - только и сказал он, с гордостью показывая добычу.
Поезд простоял на этой станции 20 минут.
Это была первая в жизни маленького Вити дынька.
И сладкий запах маленькой дыни, и специфический запах железной дороги
слились для ребенка воедино. И теперь, много лет спустя, тот же запах
дороги воскресил давно забытое.
Колеса стучали убаюкивающе, и Виктор Иванович, прислонившись головой к
стеклу, начал дремать. Он засыпал, но не переставал размышлять, удивляясь
тому, что далекие детские воспоминания по яркости не уступали недавно
виденному на перроне. Виктор осознавал, что теперь ему вполне хватит
профессиональной техники, чтобы описать и ту, и другую картину. Но это
будет только картина, и не более того. Он вздыхал, ворочался, устраиваясь
поудобнее, засыпал, просыпался, когда вагон дергался сильнее обычного и
стекло било в висок; снова засыпал и чуть не проспал свою остановку.


Взъерошенный и сонный, он в последнюю секунду выскочил на перрон и,
отдуваясь, сел на рюкзак, вытирая ладонью вспотевшее лицо. Отдышавшись,
Виктор забросил рюкзак за плечи и, перейдя через пути, вышел на
проселочную дорогу, вспоминая наставление художника: "Чуток по
асфальтовой, а потом направо по грунтовой. Всего километров пять, не
более".