"В.Зазубрин. Щепка ("Сибирские огни", No 2 1989) (про революцию)" - читать интересную книгу автора

с кроватей всезнающих обывателей. К замерзшим стеклам притыкались, плющились
заспанные носы. И в дрожании коленок, в дроже кроватей, в позвякивании
посуды и окон заспанные загноившиеся глаза раскрылись от страха, заспанные
вонючие рты шептали бессильно-злобно, испуганно:
- Чека... Из Чека... Чека свой товар вывозит...
И на дворе тоже ногами (только не стальными, а живыми, человечьими, при
этом сильно уставшими) ломали с хрустом синие горбы сугробов-Срубов,
Соломин, Мудыня, Боже, Непомнящих, Худоногов, комендант, двое с лопатами и
конвоиры (конвоирам уже некого было конвоировать). Соломин шел со Срубовым
рядом. Остальные сзади. У Соломина кровь на правом рукаве шинели, на правой
стороне груди, на правой щеке-в лунном свете, как сажа. Говорил он голосом
упавшим, но бодрым, говорил, как говорят люди, сделавшие большую, трудную,
но важную и полезную работу.
- Каб того высокого, красивого, в рот-то которого стреляли, да спарить
с синеглазой - ладный бы плод дали.
Срубов посмотрел на него. Соломин говорил спокойно, деловито разводил
руками. Срубов подумал: "О ком это он?" Но понял, что о людях. Усталыми
глазами заметил только, что у чекиста на левой руке связка крестиков,
образков, ладанок. Спросил машинально:
- Зачем тебе их, Ефим? Тот светло улыбнулся.
- Ребятишкам играть, товарищ Срубов. Игрушек нонче не купишь. Нету-ка
их.
Срубов вспомнил, что у него есть сын Юрий, Юрасик, Юхасик. Сзади со
смехом матерились. Вспоминали расстрелянных.
- Поп-то расписался... А генерал-то... Срубов устало зевнул. Обернулся
бледный.
- Таких веселых, как в пенсиях, завсегда лекше бить. А уж которы
воют...
Это Наум Непомнящих. Боже и согласен и нет.
Говорили с удалью, с лихо поднятыми головами.
Усталый мозг напрягся с усилием. Срубов понял, что все это напускное,
показное. Все смертельно устали. Головы задирали потому, что они, свинцовые,
не держались прямо. И матерщина только чтоб подбодриться. Всплыло в памяти
иностранное слово-допинг.
До кабинета Срубов шел очень долго. В кабинете заперся. Повернул ключ и
внимательно посмотрел на дверную ручку-чистая, не испачкана. Оглядел у
лампы руки- крот; не было. Сел в кресло и сейчас же вскочил, нагнулся к
сиденью-тоже чистое. Крови не было ни на полушубке, ни на шапке. Открыл
несгораемый шкаф. Из-за бумаг вытащил четверть спирта. Налил ровно половину
чайного стакана. Развел отварной водой из графина. Болтал замутненную
жидкость перед огнем. Напряженно оглядывался через стекло-красного
ничего не было. Жидкость постепенно стала прозрачной. Поднес стакан ко
рту и опять в памяти -допинг.
Только когда выпил и прошелся по кабинету-заметил, что от двери к
столу, от стола к шкафу и обратно к двери его следы шли красной пунктирной
линией, замыкавшейся в остроугольный треугольник.
И сейчас же с письменного стола нахально стала пялиться бронза
безделушек, стальной диван брезгливо поднял тонкие гнутые ножки. Маркс на
стене выпятил белую грудь сорочки. Увидел - разозлился.
- Белые сорочки, товарищ Маркс, черт бы вас побрал. Со злобой, с болью