"В.Зазубрин. Щепка ("Сибирские огни", No 2 1989) (про революцию)" - читать интересную книгу автора

нагнулся Соломин и толстой пулей сорвал крышку черепа с пышной прической.
Браунинг в карман. Отошел назад. В темном конце подвала трупы друг на
друга лезли к потолку. Кровь от них в светлый конец ручейками. Уставший
Срубов видел целую красную реку. В дурманящем тумане все покраснело. Все,
кроме трупов. Те белые. На потолке красные лампы. Чекисты во всем красном. А
в руках у них не револьверы - топоры. Трупы не падают-березы белоствольные
валятся. Упруги тела берез. Упорно сопротивляется в них жизнь. Рубят их-они
гнутся, трещат, долго не падают, а падая, хрустят со стоном. На земле дрожат
умирающими сучьями. Сбрасывают чекисты белые бревна в красную реку. В реке
вяжут в плоты. А сами рубят, рубят. Искры огненные от ударов.
Окровавленными зубами пены грызет кирпичные берега красная река.
Вереницей плывут белоствольные плоты. Каждый из пяти бревен. На каждом пять
чекистов. С плота на плот перепрыгивает Срубов, распоряжается, командует.
А потом, когда ночь, измученная красной бессонницей, с красными
воспаленными глазами, задрожала предутренней дрожью, кровавые волны реки
зажглись ослепительным светом. Красная кровь вспыхнула сверкающей огненной
лавой. И не пол трясся в лихорадке-земля колебалась. Извергаясь, грохотал
вулкан.
Трр-ах-ррр-ух-ррр.
Размыты, разрушены стены подвала. Затоплены двор, улицы, город. Жгучая
лава льется и льется. На недосягаемую высоту выброшен Срубов огненными
волнами. Слепит глаза светлый, сияющий простор. Но нет в сердце страха и
колебаний. Твердо, с поднятой головой стоит Срубов в громе землетрясения,
жадно вглядывается В даль. В голове только одна мысль-о Ней.


II

Бледной лихорадкой лихорадило луну. И от лихорадки, и от мороза дрожала
луна мелкой дрожью. И дрожащей, прозрачно искристой дымкой вокруг нее ее
дыхание. Над землей оно сгущалось облаками грязноватой ваты, на земле
дымилась парным молоком.
На дворе в молоке тумана рядами горбились зябко-синие снежные сугробы.
В синем снегу, лохмотьями налипшем на подоконники, лохмотьями свисавшем с
крыш, посинели промерзшие белые трехэтажные многоглазые стены.
И в бледной лихорадке торопливости лица двоих в разных желтых (ночь,
впрочем, и черных) полушубках, стоящих на грузовике, опускающих в черную
глотку подвала петли веревок, ждущих с согнутыми спинами, с вытянутыми
вперед руками.
Подвал издыхает или кашляет:
- Тащи-т-и-и.
И выдохнутые или выплюнутые из дымящейся глотки мокроты или слюной
тягучей, кроваво-сине-желтой, теплой тянутся на веревках трупы. Как но
мокроте, по слюне, ходили по ним, топтали их, размазывая по грузовику.
Потом, когда выше бортов начали горбиться спины трупов, стынущие и синеющие,
как горбы сугробов, тогда брезентом, серым, как туман, накрывали грузовик. И
стальными ногами топал и глубоко увязал в синем снегу, ломая спины
сгорбившихся сугробов, и хрусте снежных костей, в лязге железа, в фыркающей
одышке мотора, в кроваво-черном поту нефти и крови грузовик уходил за
ворота. Шел серый в сером тумане на кладбище, сотрясая улицы, дома, поднимая