"В.Зазубрин. Щепка ("Сибирские огни", No 2 1989) (про революцию)" - читать интересную книгу автора

- Ну, вы, миндаль сахарный, замолчите. Чека есть орудие классовой
расправы. Поняли? Если расправы, так, значит,-не суд. Персональная
ответственность для нас имеет значение безусловное, но не такое, как для
обычного суда или Ревтрибунала. Для нас важнее всего социальное положение,
классовая принадлежность. И только.
Ян Пепел, энергично подняв сжатые кулаки, поддержал Срубова.
- Революция-никакой философии. Расстрелять. Кац тоже высказался за
расстрел и стал усиленно сморкаться. Срубов на огромной высоте. Страха,
жестокости, непозволенного -нет. А разговоры о нравственном и
безнравственном, моральном и аморальном - чепуха, предрассудки. Хотя для
людишек-булавочек весь этот хлам необходим. Но ему, Срубову, к чему? Ему
важно не допустить восстания этих булавочек. Как, каким
способом-безразлично.
И одновременно Срубов думает, что это не так. Не все позволено. Есть
границы всему. Но как не перейти ее? Как удержаться на ней?
Бледнело лицо. Между бровей складки. Срубов не слушал
докладчика-следователя. Думал, как остановиться на предельной точке
дозволенного. И где она? На чем-то очень остром стоял одной ногой, другой и
руками пытался сохранить равновесие. Удавалось с трудом. И только, кажется,
уже к концу заседания обеими ногами стал устойчиво, твердо. Очень
обрадовался, нашел способ удержаться на предельной черте. Все зависит,
оказывается, от остроконечной, трехгранной пирамидки. Ее, конечно,
присутствие и обнаружил у себя в мозгу. Она железной твердости и чистоты. Ее
состав - исключительно критикующие и контролирующие электроны. Улыбаясь,
погладил себя по голове. Волосы прижал поплотнее к черепу, чтобы не
выскочила драгоценная пирамидка. Успокоился.
Под протоколом подписался первым. Четко, крупными кольцами с нажимом
подписал Срубов, от "о" протянул тонкую ниточку и прикрепил ее к концу
толстой длинной палки, заменившей букву "в". Вся подпись-кусок
перекрученной деревянной стружки, нацепленной на кол. Члены коллегии на
секунду замешкались. Каждый ждал, что кто-нибудь другой первый возьмет перо.
Ян Пепел решительно схватил ручку Срубова. Против слова "Члены" быстро
нацарапал-Ян Пепел.
Срубов мрачно сдвинул брови. От белого листа протокола в лицо холод
снежной ямы. Живому неприятно у могилы. Она чужая. Но она под ногами. Между
фамилией последнего приговоренного и подписью Срубова-один сантиметр.
Сантиметром выше-и он в числе смертников. Срубов даже подумал, что
машинистка при переписке может ошибиться, поставить его в ряд с теми.
А когда собрались расходиться, внимание привлек стриженый затылок Каца.
Невольно пошутил:
Какой у тебя, Ика, шикарный офицерский затылок-крутой, широкий. Не
промахнешься.
Кац побледнел, нахмурился. Срубову неловко. Не глядя друг на друга,
не простившись, вышли в коридор.
Последний лист бумаги (последние вспышки гаснущего рассудка),
положенный Срубовым в черную папку, был мятый, неровно оторванный, с кривыми
узловатыми синими жилами строк.
"Если расстреливать всю Чиркаловскую-Чулаевскую организацию пятерками
в подвале, потребовалось бы много времени. Чтобы ускорить, вывел больше
половины за город. Сразу всех раздели, поставили на краю канавы-могилы. Боже