"Василий Зеньковский. Пять месяцев у власти (15 мая -19 октября 1918 г.)" - читать интересную книгу автораявочного перехода одной стороны к новому порядку я не мог признать. Я видел,
что митр. Антонию крайне не понравилась моя точка зрения... После этого свидания мы уже с ним не видались до неожиданной (см. ниже) встречи у самого митр. Антония перед моим отъездом в Крым. Вопрос об уставе средней духовной школы начинал становиться острым. Кончился Июль, - и я по опыту знал, как трудно проводить законопроекты в Совете Министров - в виду массы вопросов, обременявших его. Между прочим, крайняя усталость, вызванная напряженной и нервной работой в течение всего лета, настолько давала себя знать, что передо мной встал вопрос об отпуске. Бросить чтение лекций в Университете я ни за что бы не согласился, поэтому нужно было во что бы то ни стало к концу Августа уехать на 3-4 недели в Крым. Я говорил Гетману, что если он хочет, чтобы я работал дальше в качестве министра, он должен согласиться на мой отпуск. По разным причинам - об них буду говорить дальше, когда буду рассказывать об общей работе власти, об общем положении - Гетман не соглашался, но я категорически заявил ему, что, если он не может дать мне отпуска, тогда я должен подать в отставку. Гетман уступил, вопрос о моем отъезде был решен - и мне во что бы то ни стало нужно было добиться до своего отъезда утверждения положения о духовных школах - начиная с церковно-приходских и кон- 114 чая духовными семинариями - и на основании этого провести новые штаты. Несмотря на мои напоминания, от митр. Антония не поступало отзыва и тогда я, посовещавшись с К.К. Мировичем, горячо принимавшим к сердцу судьбы духовной школы, решил действовать без митр. Антония. Я снова нарушал - как и в вопросе о Дух. Академии - нормальныя границы для светской власти - но что было делать с упорством митр. Антония, не желавшего уступать мне и решившегося путем оттяжки выиграть "битву"? После некоторых колебаний я внес в Совет Министров выработанные проекты и штаты. В своей церковной совести я был спокоен, - как не жалею и теперь о том, что я сделал. Положение не было нормальным - ни в гражданской, ни в церковной сфере: мы проходили тяжкую пору временного возврата к нормальной жизни и восстановления всех бед, нанесенных большевизмом - и в то же время в пору ломки старых уже отживших форм жизни. Церковь впервые выходила на простор свободного самоустроения - и та группа епископов, которая фактически была на Украине во главе с митр. Антонием - все еще была пронизана старым архиерейским деспотизмом. То, что в их устах называлось "свободой Церкви" означало фактически свободу епископата, который не хотел считаться с иным церковным мнением, чем он сам имел. Как член Церкви, как преданный сын ее, я очень глубоко ощущал это неуважение епископов к церковному народу - и у меня лишь росло сознание, что на своем месте я должен сделать все, чтобы дать церковному телу жить полной жизнью. Я не впадал в грех самодержавия, потому что вовсе не проводил своего личного мнения, самым серьезным образом считался с голосом Церкви - и больше всего с тем, что успел сказать Всероссийский Церковный Собор. Совесть моя, как члена Церкви, не дрогнула, когда я, убедившись в крайней и, бесспорно, вредной для Церкви реакционности украинского епископата, истощив все |
|
|