"Мишель Зевако. Смертельные враги ("История рода Пардальянов" #5) " - читать интересную книгу автора

наконец, хотела убить и которого, по-видимому, считала мертвым. И вот
великолепная искательница приключений, мечтавшая возродить к жизни традиции
папессы Иоанны, ждала того дня, когда будет приведен в исполнение вынесенный
ей приговор. Казнь была отсрочена; страшно вымолвить: в тот день, когда
Фаусту должны были передать в руки палача, стало известно, что она
беременна. Но теперь, когда ребенок появился на свет, уже ничто не могло
спасти ее.
Вскоре пробьет час, когда для Фаусты придет расплата за ее мужество и
за ее великую борьбу с Сикстом V.
Сегодня утром Фауста должна умереть!
Тем же утром в одном из роскошно-изысканных залов, каких немало в
Ватикане, два человека, стоя лицом к лицу, почти вплотную, бросали друг
другу исполненные смертельной ненависти слова, звучавшие еще более жутко
из-за их неподвижных, как у изваяний, поз. Оба были в расцвете сил и
приблизительно одного возраста. И оба, хоть и служили церкви, с высокомерным
изяществом носили элегантные костюмы кавалеров того времени. Вне всякого
сомнения, то были знатные вельможи. В их сердцах бушевала ненависть к одному
и тому же сопернику, и любовь к одной и той же женщине сделала их врагами.
Первого звали Александр Перетти. Перетти! Та же фамилия, что и у Его
Святейшества Сикста V. Этот человек и вправду был племянником папы и недавно
стал кардиналом де Монтальте. Его открыто называли преемником Сикста V, чьим
доверенным лицом и советником он являлся.
Другой звался Эркуле Сфондрато; он принадлежал к одному из самых
процветающих семейств Италии и исполнял свои обязанности верховного судьи с
суровостью, которая превратила его в одного из самых страшных вершителей
воли Сикста V.
Вот что эти люди говорили друг другу:
- Слушай же, Монтальте, слушай этот похоронный звон... Ничто не может
теперь спасти ее, ничто и никто!
- Я брошусь в ноги к папе, - рычал племянник Сикста V, - и добьюсь ее
помилования...
- Папа! Да если бы у него достало силы, он бы собственной рукой убил
ее! Ты ведь знаешь, Монтальте, - только я один могу спасти Фаусту. Вчера ей
зачитали приговор. Эшафот уже воздвигнут. Если ты не поклянешься мне Иисусом
Христом, Его терновым венцом и Его ранами, что отказываешься от Фаусты,
через час ее уже не будет в живых!
- Клянусь... - с трудом произнес Монтальте. И замолк, обезумев от боли,
гнева и ненависти.
- Ну, - взревел Сфондрато, - в чем же ты клянешься?
Теперь они стояли так близко друг от друга, что их одежды
соприкасались. Налитые кровью глаза метали молнии, рука каждого судорожно
сжимала рукоятку кинжала.
- Клянись, клянись же! - повторил Сфондрато.
- Клянусь, - прорычал Монтальте, - что скорее вырву себе сердце, чем
откажусь от любви к Фаусте, даже если она возненавидит меня ненавистью столь
же неугасимой, как неугасима моя к ней любовь. Клянусь, покуда я жив, никто
не поднимет руку на Фаусту - ни палач, ни верховный судья, ни сам папа!
Клянусь, что буду в одиночку защищать ее, если понадобится, против целого
Рима. А пока, верховный судья, умри первым - ведь именно ты вынес ей
приговор!