"Мишель Зевако. Коррида " - читать интересную книгу автора

каждой минутой увеличивались его гнев, его ненависть к самому себе: мало
того, что он не смог отыскать в короле ничего хорошего, он упорно продолжал
видеть в нем то чудовище, которое видел в нем всегда. Все его существо
бунтовало против этого неприятия, и он говорил себе: "Но ведь это мой отец!
Мой отец! Разве может так быть, чтобы сын ненавидел родного отца? Скорее уж
бессердечное чудовище - это я!"
Здесь его мысль направилась в другое русло: он подумал о своей матери.
Ему очень мало рассказывали о ней. По этой ли причине или по какой
другой, нам неведомой, мать никогда не занимала в сердце дона Сезара то
место, что было отдано отцу. Почему? Кто может ответить на этот вопрос!
Конечно, и дня не проходило, чтобы он не думал о ней. Но первое место,
казалось, навсегда было отдано отцу. И вот в результате этого крутого
поворота, который он и не пытался объяснить себе, мать заняла в его душе
место отца.
Ему показалось, что он, наконец, понял. "Клянусь Господом! - мысленно
кричал он. - Я догадался! Я по-прежнему ненавижу отца, потому что мне
сказали: он мучил и убил мою мать. Да, дело именно в этом!.."
Действительно, все обстояло приблизительно так.
И это был поистине шедевр Фаусты: она умело разожгла в сердце Тореро
ненависть к отцу, а потом внезапно, дабы извинить это чувство, оправдать
его, сделать ненависть еще более жгучей, более устойчивой, а также и более
естественной, напомнила о матери.
Разве для сына интересы матери не священны? И если муж настолько подл и
гнусен, что мучает и медленно убивает свою жену, разве их сын может
колебаться? Разве не должен он защитить женщину, отомстить за нее? Даже если
эта месть - месть отцу?
Вот оно - объяснение всему. Вот что лишало воли несчастного юного
принца.
Да, Фаусте пришла в голову гениальная мысль: Тореро, колеблющийся, весь
во власти противоречивых чувств, превратился в жалкого, нерешительного
человека, которым она сможет руководить и управлять.
Самое трудное было позади, остальное казалось коварной сущим пустяком.
Тореро, сын короля, отныне находился в ее власти, и она могла делать с ним
все что заблагорассудится. Тореро поможет ей стать королевой, императрицей,
а сам навсегда останется лишь послушным орудием в ее руках - править миром
будет она!
А пока надо было натравить его на короля, который, по ее словам,
являлся его отцом. Надо было, чтобы дон Сезар допустил мысль об убийстве -
цареубийстве, отцеубийстве, - и для этого приукрасить преступление
видимостью необходимой обороны.
Молодой принц по-прежнему молчал, его остановившиеся глаза были
прикованы к королю, так что Фауста осторожно прикрыла створки окна и
опустила тяжелые занавеси, закрывая от дона Сезара столь мучительное для
него зрелище.
В самом деле, как только юноша перестал видеть короля, он с облегчением
вздохнул и, казалось, пробудился от тягостного кошмарного сна. Он обвел
мутным взором окружавшую его роскошь, словно спрашивая себя, где он и что он
здесь делает. Затем его взгляд упал на Фаусту, которая, не говоря ни слова,
наблюдала за ним, и чувство реальности окончательно вернулось к Тореро.
Фауста, видя, что он пришел в себя и теперь способен продолжать беседу,