"Мишель Зевако. Коррида " - читать интересную книгу автора

зачем понадобилось Пардальяну так живо расписывать свои приключения, да еще
и отводить в них главную роль малышу Чико? Ведь Пардальян никому бы не
признался, что делал это для укрепления репутации Чико.
Впрочем, шевалье был абсолютно искренен. Он относился к той редкой
породе людей, которым свойственно преувеличивать заслуги других, а не свои
собственные.
После веселой дружеской трапезы Пардальян, сославшись на ужасную
усталость (любой другой на его месте давно бы уже потерял сознание от
нервного и физического перенапряжения), наконец-то отправился в свою комнату
и растянулся на мягкой белоснежной постели.
Вслед за Пардальяном удалился и Сервантес. Эль Тореро поднялся на
второй этаж к даме своего сердца цыганке Жиральде. Чико остался в
одиночестве.
Хуана молча прошла мимо него. Плутовка проскользнула во внутренний
дворик, будучи уверенной, что он не спускает с нее глаз, и с напускным
безразличием направилась к своей уютной девичьей спаленке. Краем глаза
Хуанита следила за маленьким человечком: ей так хотелось, чтобы он
последовал за ней. Однако же он не двигался с места, и тогда ее губы еле
слышно прошептали: "Глупец! Он ничего не понимает и не придет ко мне!"
Но так не годилось, малыш обязан был послушно идти за ней. И, слегка
повернув голову, она одарила его своей чарующей улыбкой.
Тогда Чико наконец-то решился встать и незаметно сопроводить ее в
комнату. Сердце его билось, словно готово было выпрыгнуть из груди. Не без
тоски и страха думал он о том, как примет его Хуана.
Девушка сидела в единственном в ее маленькой комнатке, где почти
отсутствовала мебель, кресле. Это было огромное деревянное резное
произведение искусства. Господи, какую мебель делали в те времена! Когда
вспоминаешь об этом, то испытываешь невольно чувство неловкости за столь
убогие столы и стулья наших дней. Ножки красавицы покоились на приставленном
к креслу высоком дубовом табурете, сверкавшем чистотой, - как, впрочем, и
все в таверне "Башня", где за порядком следила, как мы уже неоднократно
отмечали, сама Хуана.
Чико прошел в комнату и предстал перед ней онемевший и невероятно
смущенный. Он был похож на провинившегося и покорно ожидающего наказания за
свой проступок ребенка.
Видя его нерешительность, Хуанита заговорила первой. Лицо ее было
серьезно и непроницаемо; невозможно было определить, довольна она или
рассержена.
- Итак, Чико, - сказала она, - похоже, ты невероятно отважен?
- Я не знаю, - простодушно ответил он. Раздраженно, с едва скрываемой
нервозностью она продолжала:
- Вот как? Но ведь об этом заявил во всеуслышание сам сеньор Пардальян,
а уж он-то знает толк в подобных делах, ибо являет собой пример отваги и
благородства.
Маленький человек опустил голову, словно признавая в чем-то свою вину,
и прошептал:
- Если он так говорит, значит, так оно и есть... Но я ничего об этом не
знаю.
Каблучки Хуаниты начали нетерпеливо постукивать о дерево табурета. Это
было плохим предзнаменованием. В их стуке Чико улавливал слишком хорошо ему