"Лев Жданов. Под властью фаворита (Исторический роман) " - читать интересную книгу автора

грохот, гам, крики, проклятья и пьяные песни остальной компании не могли
помешать этому тяжелому, мертвому сну измученных людей.
А крики, ссора и брань, порою шум свалки то и дело подымались с
разных сторон, где по углам играли в карты, засаленные и затрепанные до
неузнаваемости, или в тавлеи, а то и просто кидали пятак на орла либо на
решку.
За одним из крайних столов, поближе к тихому углу, где вповалку спала
кучка пригородных мужиков и баб, несколько солдат негромко толковали о
чем-то, потягивая водку из приземистых стаканчиков толстого зеленого
стекла с тяжелым дном. Стоило кому-нибудь, хотя бы случайно, приблизиться
к этому столу, даже без намерения слушать тихие речи, все они смолкали,
словно по команде, и так открыто недружелюбно вперяли взгляды в незваного
соседа, что тот спешил отойти подальше.
Да никому и дела не было, о чем толкуют служивые, кроме одного,
нищего - инвалида на вид, который сидел поодаль, на уголке большого общего
стола, усердно потчевал свою тоже довольно пожилую и безобразную, пьяную
уже подругу-нищенку и сам притворялся, что льет в горло стаканчик за
стаканчиком. Но вино проливалось мимо рта, по привязанной седой бороде, за
борты изношенного полукафтанья, прямо за пазуху этому мнимому инвалиду.
Более внимательный, опытный глаз мог бы разглядеть, что весь инвалид -
загримирован; но только очень близкие люди узнали бы в нем
кабинет-секретаря Яковлева, наперсника и клеврета Бирона, который нередко
сам пускался на разведки, стараясь выведать, что делается в самой толще
столичного населения, на его низах, где всегда скопляется самый горючий
материал, опасный во дни смут и переворотов.
Другой такой же тайный агент, но уже из партии цесаревны Елисаветы,
Жиль, француз, креатура маркиза Шетарди, слонялся по всем углам, приняв
вид не то странствующего штукаря-фокусника, не то ландскнехта без дела. И
он, как Яковлев, ловил на лету речи, замечал, кто о чем толкует, особенно
стараясь незаметно разобрать, о чем идет дело у кучки угрюмых, уже
полупьяных солдат, сидящих поодаль ото всех...
Среди кабака, заняв два стола, выделялась веселая компания молодых
парней, грузчиков, пришедших с барками сюда вниз по Неве из разных концов
России.
Пили они много, но юность и молодецкий задор не давали им впасть в
опьянение. Усталь только развеялась от этого загула, в который пустились
удальцы. У трех-четырех из компании очутились в руках домры и балалайки,
один лихо погромыхивал в бубен, другой постукивал ножом в полуштоф,
заменяя триангль, и этот импровизированный оркестр довольно ладно вторил
широкой песне, которую выводили они все своими сильными, молодыми
голосами. Из остальной публики тоже не мало мужских и женских голосов
поддержали песню, и хор полился стройно, могуче, покрывая разладный гам и
шум, наполняющий грязные стены закоптелого, темного кабака-притона.
Старинную песню выводили юные голоса. Пели о казацких разбоях на
Волге-матушке на вольной реке.

Промеж было Казанью, между Астраханью,
А пониже городка Саратова!

Начал-залился запевала, а хор разом, сильно подхватил и повел дальше: