"Лев Жданов. Грозное время (Роман-хроника 1552-1564 гг.) " - читать интересную книгу автора

уже? Не в час, не вовремя я, значит?... Все равно! Гляди, не сделаешь
по-моему - и подмоги ниоткуда не жди. Гибель тебе, и сыну твоему, и мужу
хворому! Всем гибель вам!
Тогда все так же, не произнося ни звука, с лицом скорбным, бледным,
покрытым ужасом, - царица распахнула полог кроватки сына, подняла руку и
коснулась распятия с мощами, висевшего над изголовьем Димитрия, словно ища
защиты от злых духов.
Губы ее тихо-тихо стали шептать слова молитвы, словно заклинание от
бесов.
Какой-то хриплый, натянутый, притворный смех раздался у нее за плечом.
Это захохотал Адашев.
Видя неудачу, он все-таки не хотел признать себя побежденным и сквозь
притворный смех заговорил:
- Гляди, испугалась царица-матушка! Успокойся, я не дьявол во плоти,
хоть и правда: искушать тебя приходил. Время приходит крайнее. Вот и
понадобилось мне узнать: какова ты мужу своему жена верная, сыну - мать
доброхотная? Вижу: честь и хвала тебе, государыня. Оздоровеет государь -
скажу ему, сколь ты верна закону и слову Господню... Прости, не обессудь!
Пойду хлопотать, чтобы послезавтра и в самом деле чего не случилось в час
целования крестного. Храни Господь тебя с царевичем.
И, отдав земной поклон, Адашев вышел из светелки, оставя в полном
недоумении бедную женщину. Не знала Анастасия, что ей и думать. Куда
кинуться? Что начать? Ей даже не верилось, что вся дикая сцена разыгралась и
взаправду здесь, в опочивальне ее сына, у его колыбели. Не наваждение ли то
было дьявольское? И она все стояла, шепча молитвы...
Пришли боярыни, и девушки, и мамки, стоявшие у заутрени, стали
христосоваться с царицей, разговенье устроили.
Анастасия, наполовину выйдя из своего оцепенения, подозвала Дарью
Федосеевну и сказала:
- Дарьюшка, побудь при младенчике. Не отходи. А я на миг тут на один...
Только не отходи, гляди!
- Что, государыня-матушка, али в палату Крестовую охота заглянуть,
службу послушать?... Поют, поют очень там. Иди, хоть малость побудь, а то -
грех! Экий праздник, а ты и в церковь Божию не пошла.
- Не до того, Дарьюшка...
- Горе, знаю... Да к Господу-то с горем и надо ходить. Он благ,
Милостивец... Иди, иди, милая.
И старушка села у колыбели, явно решив не отходить отсюда, как
приказала царица.
А Настасья Романовна пошла не в церковь домашнюю, нет.
Откинув писанку Адашева, которую машинально держала еще, зажав в
руке, - царица взяла с блюда простое красное яйцо, каким христосовалась со
своими девушками и старицами, проживающими у нее наверху, и, кутаясь в
простой охабень, полуосвещенными, а то и совершенно темными, знакомыми
переходами направилась в ту половину дворца, где лежал больной Иван. За
царицей шла с фонарем одна только карлица-шутиха, потешная Анастасии, злая,
но преданная и бойкая девка-горбунья.
Вот и проход, ведущий в покои царские. Алебардщик узнал и пропустил
царицу. Вот двери комнаты, где лежит больной. И здесь, по соседству с его
спальней, - щекочет обоняние сильный запах курений и жженого можжевельника,