"Лев Жданов. Грозное время (Роман-хроника 1552-1564 гг.) " - читать интересную книгу автора

который сжигался, чтобы не дать распространяться заразе.
Приоткрыв дверь, Анастасия робко заглянула в обширную, хотя и
невысокую, слабо освещенную опочивальню.
Иван спал на кровати, лишенной обычного полога. В углу сидел и сладко
храпел очередной монах, склонясь над толстым томом церковным, который
читался вслух для развлечения царя, когда тому становилось полегче.
Скляницы, ковши, кубки на столе... Лицо у больного вырезается на изголовье,
исхудалое, бледное. Но спит он спокойно, глубоко. Это была как раз минута
перелома, кризиса. Сильный жар сменился упадком сил и понижением тепла в
теле. Врач, видя, что Иван покрылся испариной и впал в глубокий сон, тоже
ушел отдохнуть. Теперь надежда воскресла, царь мог быть спасен, если только
не явится какой-нибудь неожиданности.
И долго глядела царица на спящего мужа. Потом, вспомнив о заразе, об
опасности, которая грозит ее ребенку, - она нагнулась, тихо положила за
порог красное яйцо и шепнула бледными, пересохшими губами:
- Христос Воскресе, Ванюшка, милый мой... Спаси тебя Господь. Хоть
взглянуть привелось... Христос Воскресе!
Мысленно послав мужу поцелуй, тихо прикрыла дверь и ушла.
По дороге она сказала своей провожатой-карлице.
- Слышь, скажи Дарьюшке, что я в мыльню прошла. Пусть принесут туда мне
надеть все чистое, другое. А это сжечь прикажу. И пусть она побудет у
младенчика, пока не сменюся. Тогда приду. Тогда - можно будет. Не занесу ему
ничего. А только ты... ты, гляди, молчи... Не сказывай, где были мы с тобой.

* * *

Только успел соснуть немного, передохнуть часок-другой митрополит
Макарий после долгой, утомительной пасхальной службы и снова встал,
прокинулся в обычный ранний час. Умылся старец, прочел краткую молитву и
подошел в раздумье к широкому окну своей кельи, заменяющей и кабинет, и
библиотеку. Распахнув половину рамы, состоящей из больших слюдяных окон-чин,
вставленных в частый деревянный переплет, владыка зажмурился от снопа
солнечных лучей. Вместе с порывом ласкового весеннего воздуха и с гулом
трезвона пасхального ворвались они в небольшую келью, где пахло ладаном,
кожей старинных переплетов и сухими травами, хранимыми в особом ящике на
случай легкого недуга, когда Макарий любил пользовать себя домашними
средствами.
Стаи голубей, питомцы владыки, словно бы только и ждали его появления,
сорвались с карнизов соседних хором великокняжеских, с подзоров Грановитой
палаты, налетели от церкви Риз-положения, стоящей в самом углу
митрополичьего двора, и тучей опустились на каменные плиты перед окном, на
голые, покрытые почками ветви соседних кустов, на карниз окна, - куда только
возможно, поближе к щедрому хозяину. Макарий, завидя гостей, добыл из
нарочно приготовленного мешка сухого гороху и горстями стал кидать его
птице, которая шумно ворковала, дралась между собой, переносилась с места на
место, веселя старика этим гамом и суетой.
Жилище митрополита Московского отличалось скромностью, хотя уже намного
превосходило ту простоту, с которой мирились первые владыки, жившие в
незатейливых и тесных срубах. Каменное зданье митрополичьих покоев
установлено было на высоких арках-подклетях. Обитаем был лишь второй этаж и