"Андре Жид. Пасторальная симфония" - читать интересную книгу автора

оставило ей больше времени для раздумья и если бы я не распорядился врасплох
ее волей.
Я считал, что дело мое выиграно; дорогая моя Амелия собралась было с
добрым сердцем подойти к Гертруде, как вдруг ее раздражение забушевало пуще
прежнего, ибо при свете лампы, взятой для того, чтобы лучше осмотреть
девочку, она убедилась в ее чудовищной нечистоплотности.
- Но ведь это зараза, - крикнула она. - Почистись щеткой, щеткой, да
поскорее! Не здесь! Пойди, отряхнись на дворе. Боже мой; ведь все это
облепит детей! Ничего на свете я так не боюсь, как вшей.
Возражать не приходилось, они так и кишели на бедной девочке. Я не мог
удержаться от жеста отвращения при мысли, что я долго прижимал ее к себе в
кабриолете.
Когда две минуты спустя, почистившись как нельзя более тщательно, я
снова вернулся, я увидел, что жена упала в кресло, обхватив голову руками, и
бьется в приступе рыданий.
- Я не хотел подвергать твою стойкость подобному испытанию, - нежно
обратился я к ней. - Во всяком случае, сейчас уже вечер, время позднее, и
ничего теперь увидеть нельзя. Я урву время от сна и буду поддерживать огонь,
возле которого ляжет девочка. Завтра мы ей острижем волосы и отмоем ее как
следует. Ты станешь присматривать за ней только тогда, когда ты сможешь
глядеть на нее без ужаса. И я попросил жену ни слова не говорить детям.
Пора было садиться за ужин. Моя поднадзорная, в сторону которой наша
старушка Розалия, подавая на стол, послала целую тучу суровых взглядов, с
жадностью проглотила поданную ей мною тарелку супа. За едой все молчали. Я
хотел было рассказать о своем приключении, поговорить с детьми, растрогать
их, дать им понять и почувствовать всю необычайность этой исключительной
бедности, возбудить в них жалость и симпатию к той, кого господь внушил нам
взять к себе, - но я побоялся снова вызвать в Амелии раздражение. Казалось,
будто мы дали друг другу слово пройти мимо и позабыть о событии, хотя никто
их нас, конечно, не был в состоянии думать о чем-нибудь другом.
Я был очень тронут, когда, больше чем через час после того, как все
улеглись и Амелия вышла из комнаты, - обнаружил, что малютка Шарлотта
приоткрыла дверь и в одной рубашечке тихонько вошла босиком, а потом
бросилась мне на шею, порывисто обняла и шепнула:
- Я не сказала тебе как следует покойной ночи.
Затем, показав кончиком своего маленького указательного пальца на мирно
уснувшую слепую, на которую ей захотелось взглянуть еще раз, прежде чем
отправится спать, она спросила:
- Почему я ее не поцеловала?
- Ты еще поцелуешь завтра. А сейчас оставим ее в покое. Она спит, -
объяснял я дочурке, провожая ее до двери.
Затем я снова сел и проработал до утра, читая книги и подготовляясь к
ближайшей проповеди. Несомненно, думал я про себя (так вспоминается мне
сейчас), Шарлотта выказала сегодня гораздо большую чуткость, чем старшие
дети, но разве каждый из них в ее годы не вводил меня вначале в заблуждение?
Даже самый старший из них, Жак, от всего теперь сторонящийся, замкнутый...
Принимаешь это за нежность, а они просто ластятся и ласкаются.
27февраля
Сегодня ночью снега снова выпало очень много. Дети в восторге, потому
что, по их словам, скоро придется выходить на улицу через окна. Дело в том,