"Андре Жид. Молодость" - читать интересную книгу автора

с мелочными интересами, стяжательством, скрытностью, со всеми элементарными
формами эгоизма, лишь с угрюмыми и хмурыми лицами, лишь с корявыми либо
уродливыми фигурами. Мюло не был местным уроженцем. Даром что нормандец, он
ни на кого не походил, и по изысканности его манер легко бы представить
себе, что он побочный сын какого-нибудь аристократа. А иногда мне хотелось
вообразить его русским по крови, чтобы объяснить мягкую ласковость его
мужицкого взгляда. Он носил бакенбарды, как все кальвадосцы. Он был
некрасив, правда, но в чертах его лица не было ничего вульгарного или
тупого, ничего низкого. А главное, говорил он гораздо правильнее, чем любой
из обитателей коммуны. Когда, став мэром, я начал его примечать, ему было
около сорока лет. Вскоре я очень привязался к нему. При встрече я всегда
разговаривал с ним и часто сворачивал с дороги посмотреть, как он работает.
Его, простого землекопа, "поденщика", Робидэ употреблял на самую черную
работу.
Одной из его специальностей была прокладка и чистка дренажных труб.
Когда-то Робидэ уговорил мою мать осушить несколько расположенных на скате
лугов, откуда по природе почвы плохо стекала вода и где траву заглушали
осока, хвощи и камыш. Дренажные трубы были неудачно проложены, то ли
недостаточно глубоко, то ли слишком узкие, и их быстро забивало, словно
свалявшейся шерстью, корнями каких-то подземных растений, трубы прочищали
длинными железными прутьями, но прутья эти скоро натыкались на какое-то
препятствие, и стоило немного нажать - труба раскалывалась. Тогда
приходилось разрывать землю, обнажать трубы, приподымать их, чистить,
менять. На это уходили целые дни. Каждые полгода - начинай с начала. Работы
стоили дорого и нимало не улучшали лугов, но особенно меня интересовали,
потому что я старался определить, что за растения, корни которых Мюло
вытаскивал громадными пучками, могли так разрастись. Как сейчас вижу, лежит
он на болотной земле, уткнувшись лицом в камыши, промокший, весь в грязи, и
проталкивает железный прут.
- Видите ли, сударь, от этого дренажа никакого проку ни вам, ни лугу.
То-и-дело приходится чистить. Скотина наступает на муфты и давит трубы. Из
десяти шесть надо менять. Похоже, что те, кто заказал работу (он никогда не
называл Робидэ по имени), находят в этом выгоду...
Впрочем, он никогда не жаловался, а говорил:
- Я так работаю только для того, чтобы дать детям возможность избрать
другое ремесло.
У Мюло было два сына и три дочери. Старший, рослый парень лет
шестнадцати, работал у кузнеца на перекрестке; он был развитее других, не
водился с деревенскими и, как только выдавался свободный день, убегал к
товарищам в Лизье. Со мной он еле кланялся при встрече.
- Да, - говорил Мюло, - он у меня гордый. Стесняется говорить с
теми, кто знает, чем занимается отец. Не то что бы он меня презирал, но...
Что ж, не всегда из детей выходит то, что тебе хочется. Зато на остальных
детей я не нарадуюсь.
Мюло жил со своей семьей на заброшенной мельнице, над спущенным прудом.
На стене домика еще видно было подливное колесо, давно переставшее работать.
В доме всегда было чисто и прибрано. Хозяйство вела молодая женщина. По
возрасту ее нельзя было принять за мать детей Мюло. Где-то существовала
настоящая г-жа Мюло, но она так давно уехала, что никто не знал, где она.
После многих хлопот и неприятностей Мюло наконец добился развода.