"Славой Жижек. Вещь из внутреннего пространства" - читать интересную книгу автора

падает и умирает, испытывая удовлетворение и примиренный с собой). Еще
интереснее использование данного приема при выявлении контраста между формой
и содержанием, как, например, в снятом общим планом эпизоде, когда Эуджения
закатывает истерику, понося героя: сексуально провокационное поведение
сопровождается пренебрежительными репликами, словно протест Эуджении
направлен не только на равнодушно-безучастного героя, но и в известном
смысле на спокойное безразличие, с каким снят данный эпизод, и которое ей
невозможно взбаламутить своим истерическим всплеском. Здесь Тарковский
являет собой прямую противоположность Кассаветесу, в знаменитых картинах
которого сцены женских истерик засняты ручной камерой с близкого расстояния,
как будто динамика происходящего передается самой камере, в разных ракурсах
фиксирующей искаженные лица и тем самым как бы тоже выведенной из состояния
равновесия...
И в "Солярисе", хотя и в дезавуированной форме, проявляется тот же
характерный мужской подход: структура женщины как симптома мужчины может
быть реализована только в той степени, в какой мужчина сталкивается с Другой
Вещью, децентрированной непонятной машиной, которая "считывает" его
подсознание и возвращает ему бессознательные фантазии как его симптом, его
собственное послание в истинной форме, которую субъект не может признать.
Используя методологию Юнга, можно дать следующее истолкование "Соляриса":
суть "Соляриса" не просто в проекции, материализации отрицаемых внутренних
побуждений (мужского) субъекта; гораздо более важным является то, что если
происходит подобная "проекция", то она должна быть обусловлена присутствием
непостижимой Другой Вещи, и подлинной загадкой предстает как раз присутствие
этой Другой Вещи. Проблема Тарковского в том, что он явно склоняется к
кантовскому истолкованию, согласно которому внешнее путешествие есть только
воплощение и/или проекция первичного бессознательного путешествия в глубь
человеческой психики. В одном из интервью он так говорил о "Солярисе": "Быть
может, в действительности отправка Кельвина на Солярис преследовала одну
только цель - продемонстрировать, что любовь другого необходима на
протяжении всей жизни. Человек без любви - это уже больше не человек.
Намерение "соляристического" целого состоит в том, чтобы показать, что людям
необходима любовь"[8]. В произведении же Лема внимание сосредоточено на
инертном внешнем присутствии планеты Солярис, этой "Вещи, которая мыслит"
(используя выражение Канта, вполне подходящее в данном случае): суть романа
именно в том, что Солярис остается непостижимым Другим, с которым для нас
невозможна коммуникация. Он, правда, возвращает нам наши самые сокровенные,
отрицаемые фантазии, но вопрос "Que vuoi?" ("Чего ты хочешь?") при этом
остается полностью непроясненным. (Почему он это делает? Это чисто
механическое действие? Или он затеял с нами демоническую игру? А может,
хочет помочь нам - или вынудить нас - оказаться лицом к лицу с отрицаемой
нами истиной?) В этом плане фильм Тарковского можно соотнести с
голливудскими коммерческими переделками романов в сценарии для фильмов, ведь
он делает то же самое, что и самые заурядные голливудские продюсеры, -
сводит загадочную встречу с Другим к истории любовной пары...
Различие между романом и фильмом особенно ощутимо в том, как
заканчиваются тот и другой: в конце романа Кельвин, оставшись один на
планете Солярис, вглядывается в таинственную поверхность Океана, фильм же
заканчивается первофантазией Тарковского, объединяющей в одном эпизоде
Неизвестное, в котором пребывает герой (волнообразную поверхность Соляриса),