"Славой Жижек. Вещь из внутреннего пространства" - читать интересную книгу автора

и предмет его ностальгической устремленности - деревянный дачный дом, куда
он мечтает вернуться, его очертания проступают на тягуче-слизистой
поверхности Соляриса. Внутри абсолютно Несхожего он обнаруживает утерянный
объект своих первичных устремлений. Более того, данный эпизод можно
толковать двояко. В предшествующем ему эпизоде один из оставшихся в живых на
станции коллег Криса (героя) говорит, что, возможно, тому уже пора
возвращаться домой. А потом, после кадров, показывающих зеленую траву в
воде, мы видим Криса на даче в сцене примирения с отцом, однако камера затем
медленно движется назад и вверх, и постепенно становится ясно, что перед
нами, очевидно, не настоящее возвращение домой, а всего лишь видение,
порожденное Солярисом: дача и лужайки вокруг нее образуют собой одинокий
остров среди волнообразной поверхности Соляриса, это как бы еще одно
материализованное им видение...
Таким же фантасмагорическим зрелищем заканчивается и фильм Тарковского
"Ностальгия": посреди итальянской сельской местности, меж руин собора, т. е.
там, где волей случая оказывается герой, лишившийся своих корней, находится
нечто совсем не соответствующее обстановке, а именно - русский деревянный
дачный дом, объект из сновидений героя. Эпизод также начинается с крупного
плана, где показан герой, лежащий перед своей дачей, и в первый момент даже
можно подумать, что он действительно вернулся домой, но затем камера
медленно двигается назад, открывая панораму окружающей местности и придавая
фантазматический характер изображению. За этой сценой следует успешное
совершение героем жертвенно-маниакального поступка, когда он проносит через
бассейн горящую свечу, после чего падает и умирает, по крайней мере, нами
это так воспринимается. И тогда предыдущий эпизод "Ностальгии" предстает не
просто сном героя, но жуткой сценой, символизирующей эту смерть; сцена,
странным образом объединившая итальянскую загородную местность, где оказался
герой, и объект, к которому устремлена его душа, - это сцена смерти. (Столь
же невероятное сочетание возникает в одном из снов героя, где ему предстают,
обнявшись, Эуджения и "сдвоенный" образ матери/русской жены). В данном
случае мы имеем дело с фантазией, которая не может быть далее
субъективизирована, т. е. это разновидность несубъективизированного явления,
сна, который может появиться только после того, как субъекта не стало...
Тарковский в своем "Солярисе" дал не только другую концовку, но и начал
его совсем по-иному: роман открывается космическим путешествием Кельвина на
Солярис, в фильме же первые полчаса действие происходит в русской дачной
местности (что типично для режиссера), где герой гуляет, попадает под дождь,
месит грязь, и на самой даче... Мы уже упоминали, что, в отличие от
фантазматической развязки фильма, роман заканчивается тем, как одинокий
Кельвин созерцает поверхность Океана, уже уверившись, что на Солярисе люди
столкнулись с Другим и никакой контакт с ним невозможен. Таким образом,
планета Солярис предстает, в полном соответствии с кантовскими
формулировками, Разумом (Мыслящей субстанцией) как Вещью-в-себе,
ноуменальным объектом. Солярис-Вещь - особый случай, ведь наряду с полной
Инаковостью наличествует чрезмерная, абсолютная близость; Солярис-Вещь -
скорее "мы сами", наша собственная недосягаемая суть, чем Бессознательное;
это Другое проецирует "объективно-субъективную" фантазматическую сердцевину
нашего существования. Общение с Солярисом-Вещью обречено на неудачу не
потому, что он настолько чужд, являет собой Разум, беспредельно
превосходящий наши ограниченные возможности, затевает с нами извращенные