"Петер Жолдош. Возвращение "Викинга" (вестерн)" - читать интересную книгу автора

Я отметил различия между оставленной землей и здешним краем. Там
рассветы обычно наполнялись тысячеголосым шумом. В нем различались
пронзительные крики обезьян и птиц, тонкое пересвистывание диких
свиней; время от времени слышалось рычание хищников, и тогда все
остальные звуки на мгновенье замирали, чтобы тут же разразиться с
новой силой. К таким рассветам я привык. В их звуковом разгуле мне
чудилась странная радость: слабейший радовался, что пережил ночь, не
оказался в острых когтях и крепких зубах; хищники, сытые или голодные,
уверенно заявляли о своем безусловном праве на удачу, а если не
повезло в эту ночь, то в следующую охота будет успешной. После восхода
солнца многочисленные голоса умолкали, все живое погружалось в свои
дневные заботы.
Новый мир встретил меня холодной утренней тишиной. Молчат горы,
неподвижны деревья, не вскидывается рыба в зеркальных затонах, сама
вода кажется безжизненной. Горло сжимается то ли от холода, то ли от
неясных предчувствий. Не будь я смертельно уставшим, я собственным
криком разорвал бы эту знобкую, давящую тишину. Около меня во сне
вздрагивает Ного. Может, снятся ему кошмары. Может, до костей
пробирает холод. Ему, обитателю зарослей, как и мне, пришельцу из
другого мира, новая местность не обещает покоя. Ночью, во сне, я был
дома...
Такие сны навещают меня не часто. Сколько раз, отходя ко сну,
особенно в первые годы жизни среди плоскоголовых, я заказывал себе
"домашний" сон, - и все зря, надежды не сбывались. Обычно мне снились
чудовища, дикие схватки; я каждый раз во сне переживал заново
неприятные события дня. Во сне к моему горлу тянулись длинные, цепкие
волосатые руки. Я ждал помощи от Ного, а Ного всегда опаздывал. Во сне
я мог спастись от волчьих зубов на дереве, но дерево оказывалось
слишком далеко...
Беспокойное ворчание Ного, его успокоительное похлопывание по спине
были хороши тем, что возвращали меня из кошмарных объятий сна в
действительность, которая их же и порождала. Тяжелые сны заканчивались
жестоким пробуждением. Еще хуже было в те редкие случаи, когда мне
приходилось возвращаться из подаренного сновидениями прошлого в
темную, плотно сбившуюся, храпящую, дурно пахнущую массу дикарей,
расположившуюся на ночлег между пламенем костра и мрачными тенями
ночи. Вожак и его приближенные занимали места поближе к огню.
Племенная иерархия обеспечивала мне место где-нибудь с краю. Поближе к
огню меня не мог поместить даже Ного, чья тяжелая рука пользовалась
среди членов племени непререкаемым авторитетом... Пробуждаясь среди
ночи, я отказывался верить реальности; мучительно хотелось, чтобы она
была сном, и если прыгнуть в костер или побежать в темноту зарослей,
то можно проснуться в моем родном, отнятом у меня мире. Но реальность
потому и реальность, что ее можно разглядеть, потрогать руками,
услышать и, наконец, к ней можно принюхаться. Столкновение с проклятой
реальностью порождало безысходность, и я начинал рыдать - кого мне
было стыдиться! - и с трудом охраняемый покой дикарей нарушался. На
мою голову обрушивались угрозы и, если бы не Ного, дикари меня
растерзали бы.
Волны Великой Реки уносят меня все дальше. Если не радует