"Исаак Башевис Зингер. Братец жук" - читать интересную книгу автора

положение?" - спросил я сам себя. Стояла тишина, та тишина, в которой
ощущаешь приближение опасности. Я, оцепенев, прислушивался к ней и мог,
пожалуй, насмерть замерзнуть в ту жаркую летнюю ночь. Скорчившись, я
задремал - подбородок на груди, руки обхватили ребра, словно факир, давший
обет навек остаться в такой позе. Время от времени я просыпался и пытался
дыханием согреть ноги. Вслушивался в темноту, но слышал лишь мяуканье кошки
на соседней крыше. В первый раз оно походило на плач ребенка, во второй - на
стон роженицы. Сколько я проспал, не знаю - может, минуту, а может быть, и
все двадцать. Мозг расслабился. Страхи улетучились. Я обнаружил, что
нахожусь на кладбище среди вышедших из могил детей. Они играли. Среди них
была маленькая девочка в плиссированной юбке. Сквозь золотые кудри
проглядывали фурункулы. Я знал ее. Это была Йохевед, дочка наших соседей по
Крохмальной улице, заболевшая скарлатиной и как-то утром увезенная на
маленьком катафалке. Катафалк был запряжен одной-единственной лошадью, и в
нем было много отделений, похожих на ящик комода. Несколько детей водили
хоровод, а остальные качались на качелях. С раннего детства этот сон
периодически возвращался ко мне. Дети, кажется, знали, что умерли - они не
разговаривали и не пели. Их желтоватые личики несли печать той потусторонней
меланхолии, которую можно увидеть лишь во сне.
Я услышал шорох и почувствовал прикосновение. Открыв глаза, я увидел
Дошу в халате и шлепанцах. Она принесла мою одежду. Подтяжки вместе с
рукавами пиджака волочились по крыше. Поставив ботинки, она поднесла палец к
губам, показывая, что надо молчать, и скорчив мне гримасу, издевательски
высунула язык. Чуть отступив, она, к моему изумлению, открыла люк на
лестницу. Я чуть было не раздавил выпавшие из кармана очки. Стыдно сказать,
но я даже не заметил, как Доша исчезла. Около меня валялась какая-то
книжечка. Мой американский паспорт. Я начал искать деньги и кредитные
карточки. Впопыхах умудрился натянуть пиджак шиворот-навыворот. Ноги
дрожали. Проскользнув в люк, я очутился на ступеньках лестницы.
На первом этаже выяснилось, что дверь заперта. Точно вор, я стал
бороться с замком - и, наконец, он щелкнул. Бесшумно затворив за собой
дверь, я бросился наутек, даже не взглянув на дом, где был только что
заточен.
Я вышел на улицу; похоже, ее только недавно проложили и не успели еще
замостить. Я шел куда глаза глядят, лишь бы подальше, шел и разговаривал сам
с собой. Остановив какого-то пожилого прохожего, я обратился к нему
по-английски, и он, буркнув: "Говорите на иврите!", показал мне путь к
гостинице. В его затененных глазах я прочел отеческий укор, будто он знал
меня и угадал мое недавнее приключение. Не успел я его поблагодарить, как
старик исчез.
Я остался стоять на том же месте, размышляя о происшедшем. Так я стоял
один в тиши, подрагивая от охватившего меня рассветного озноба, как вдруг
почувствовал, что кто-то ползет у меня по штанине. Я нагнулся и увидел
огромного жука - он кинулся от меня прочь и исчез. Неужели это тот самый
жук, которого я видел на крыше? Он застрял в моей одежде, но обрел свободу.
Силы небесные предоставили нам обоим еще один шанс.

Примечания

1