"Анатолий Павлович Злобин. На повестке дня (повесть-протокол)" - читать интересную книгу автора

семейной дверью, за обеденным столом, на лесной опушке и в кабине
сверхскоростного самолета; всюду, везде он подстерегает каждого из нас и
нет от него спасенья, избавленья иль надежды.
Наверное, он и в меня въелся, этот вездесущий бюрократит?
Вековые схватки могучего русского языка с бюрократизмом продолжаются.
Грохочет гром...


25

13.30

Объяснения комитету дает директор ресторана "Волга" Соколов, с
которого открывался протокол.
Соколов стоит, вцепившись обеими руками в края трибуны: чувствует свое
шаткое положение.
- ...в акте было записано двадцать три килограмма мяса, но ведь имела
место уварка. У нас имеются нормы - при закладке сто грамм в котел выход
готового мяса составляет сорок семь граммов, остальное уварка и кости.
Таким образом, получается, что у нас имеется нехватка всего четырех
килограммов мяса, их нашли в холодильнике...
- Выходит, четыре килограмма не воровство, - бросает замечание Попов.
- Они к тому же в бумагу завернуты были, значит, их собирались вынести.
- Повар Баранов мною строго предупрежден, - отвечает Соколов, держась
руками за трибуну. - В части поваров у нас произошла серьезная неувязка. Мы
обратились за помощью, чтобы нам помогли двумя поварами. Нам выделили двух
практикантов из ремесленного училища. Они проходят практику и учатся, но
навыков у них еще не имеется...
- Чему они у вас могут научиться? - сумрачно восклицает Воронцов. -
Ведь они смотрят, как вы работаете, и мотают себе на ус.
Соколов вытирает тыльной стороной ладони взмокшее лицо:
- Конечно, отдельные отрицательные примеры могут иметь место. Но мы
стараемся работать с молодежью добросовестно...
- Для чего предназначались четыре килограмма мяса, завернутые в
бумагу? - дотошничает Воронцов.
- Они лежали в холодильнике на хранении...
Третий год я заседаю в этом зале, навидался и наслышался немало. Какие
только лица не возникали за нашей трибуной. Но такого паноптикума, такого
наглого мошенничества, пожалуй, не припомню. Давно у нас не ставилось
такого острого нелицеприятного вопроса. Вот оно зло в своем истинном - и
весьма благочинном - обличьи. Вот с чем должны мы бороться неотвратимо.
Нижегородов перебрасывает мне записку. Я читаю: "Воровство есть форма
стихийного перераспределения национального дохода. Не так ли?" - и огромный
в поллиста знак вопроса.
Пишу на обороте: "Выходит, и бороться с ним не надо?" - и ставлю
вопросительный знак еще больше, во весь лист.
Нижегородов отвечает на другом листке: "Всех не переборешь". Знак
восклицания и тоски.
Я беру оба листка и рву их на мелкие клочки: разговор сложный, его меж
делом, во время заседания, не провернешь... Но не прав, мой дорогой