"Анатолий Павлович Злобин. Послесловие к портрету (очерк)" - читать интересную книгу автора

непременно снял бы и смонтировал ленту о красоте человеческого тела во
время трудового процесса. Конечно, тут можно показать и уродство, искажение
тела непомерной физической нагрузкой, рабство труда, но я лично все же
выбрал бы красоту этих движений, ибо она, красота, кажется мне более
естественной для человека.
Затворницкий работал спокойно, без видимых усилий. Движения его были
пластичны и соразмерны. Чехов как-то заметил, что грация - это есть
лаконизм движений. И то было истинно грациозное зрелище. И вроде бы простое
дело делал Владимир: примазывал приступочку к лестнице, такая есть во
всяком доме, на всяком лестничном марше: там, где ступени соединяются с
площадкой. Но как выразительно исполнял он нехитрую ту работу. Мастерком
принимал раствор из корыта ровно столько, сколько его требовалось на
приступку, затем словно бы пролетал над верхней ступенькой, оставляя над
ней сероватые горбушки раствора. Несколько оглаживающих движений руки,
раствор растекся ровным слоем. Мастерок уже лежит, руки легко обхватили
плитку, сильно и ровно вдавили ее в раствор, и "скорлупа" легла точно
вровень с лестничной площадкой, выдавив по бокам некоторый излишек
раствора. Одним округлым движением мастерок собрал этот излишек -
"скорлупа" посажена. И лишь два слова было обронено за все время, чтобы не
разрушалась рабочая сосредоточенность:
- Не наступите, перекосится.
Десять ступенек наверх, операция повторяется, спокойно, мастеровито,
изящно. Я и раньше знал, что из всех прочих работ Владимир до сих пор
больше всего любит кирпичную кладку или такие вот мелкосерийные, что ли,
операции. И спрашивал: в чем истоки такой привязанности?
- Работу руками чувствуешь.
Только теперь, увидев эту работу рук своими глазами, я сумел оценить
исчерпывающую точность ответа.
Потом монтажники ставили лестничный пролет. Несомый краном, он проплыл
над нашими головами и, повинуясь знакам бригадира, опустился на
предназначенное место, упершись в верхнюю площадку. Сварщик прихватил
лестницу голубым огнем, и Затворницкий легко взбежал по ступенькам вверх -
вот она, нехоженая дорога в небо. Лицо бригадира светилось.
В тот день, путешествуя по этажам, наблюдая за сборкой, разговаривая с
монтажниками, я невольно, если можно так выразиться, улавливал отраженный
свет, исходящий от Владимира Затворницкого. Две подсобницы, не видя нас за
перегородкой, говорили меж собой.
- А он что тебе?
- Я, говорит, платок тебе подарил. Чего тебе еще?
- И все?
- Молчит. Отвернется к стене - и молчит.
- А ты?
- А я говорю: нет больше моей мочи. Или давай по-хорошему, я помнить
не буду, или уходи к ней.
- Так ведь он не уйдет.
- Не уйдет. Ему с обеими хочется.
- Ты Большому скажи. Большой его живо приструнит.
- Да неудобно как-то.
- А реветь тебе удобно?
"Большой" стоял рядом со мной и помалкивал. Когда-то Затворницкого