"Анатолий Знаменский. Хлебный год " - читать интересную книгу автора

- Так побудь тут до моего возвращения. Недели две.
- А толк-то выйдет?
На это Степан Михайлович ничего не сказал, только пожал плечами и
толстую папиросу закурил.
За-две недели отец проелся окончательно. Продал сани и упряжь, на
лошади только уздечку оставил. И пришлось ему все же одолевать вешнюю воду в
балках. Зато ехал он уже не один. Командировались в хутор еще два конных
землемера для нарезки земли. И ехали они в седлах, а он охлюпкой, как бывало
в юности, когда гонял с мальцами-соседями лошадей в ночное...
- Мало! - закричала Паранька Бухвостова на собрании. - Мало дают! Что
это - по две десятины на подворье! Отвод большой, можно и побольше охватить
на юбщую пользу!
У председателя народу битком. Слыханное ли дело, Советская власть,
которая вроде бы собиралась у казаков вовсе землю забрать в пользу
иногородних, вдруг задарма прирезала к хуторскому наделу двести десятин
непаханого чернозема!
Сам председатель вроде охмелел от радости. А за Параньку - стыд. Руку
поднял:
- Тебе, Параня, дай волю, так ты свой плетень под самую Москву
оттянешь, не скраснеешь!
- Мало! - бушует баба.
Финоген Топольсков начал ее урезонивать:
- Не ори, ради Христа! Спросить бы тебя, как ты эти две десятины
подымешь в нынешнем положении? Там ведь целина! Крепь такая, что и зубами не
урвешь. А у тебя один бык-балкун да корова стельная. Вот о чем бы тебе
подумать, чем на людях страмиться!
- Не твоего ума дело, Финоген! - кричит. - Сама запрягусь, Тимоху от
сапожного верстака за чапиги поставлю, а уж пашеничку-гарновку посею! При
Советской власти хоть белых калачей поесть вволю!
- Во, во! - опять смеется Финоген. - Пашеничку посеешь, так и совсем
ничего на первый год не возьмешь там. Аржанец с ковылем твою пашеничку с
весны заклюют и подняться не дадут. Сеять-то придется в сухопарку, чуть не
под плуг!
После этих слов, понятно, все угомонились. Финоген Топольсков был нынче
образцовый хлебороб в хуторе. Он лет десять на стороне, в богатых немецких
экономиях батрачил, кое-какого ума набрался касательно земли. А после
замирения так в свои десятины вгрызся, что все стали за каждым шагом его
следить: когда Финоген сеять выехал, да какими семенами, да как с полупаром
обходился. На газету "Сам себе агроном" подписался первым, и ни одной
газетки не искурил, все они на гвоздочке у него, в переднем углу висят.
- То-то, хозяйка! - говорит. - То и главное дело в жизни, что не
урвать, а вспахать! А еще посеять! И скажу я вам, гражданы, что пашеницу на
энтой земле можно лишь третьим высевом пущать, когда сорняк удален будет, а
земля станет вроде пуховой... Но главное - как ее подымать, эту целину, вот
вопрос.
- Так как же быть-то? - спрашивают со всех сторон.
- Да как. Вот у меня пара бычат подросла, - говорит Финоген, - да у
Фоломея Чикина пара, ну и Паранькиного балкуна ежели подпречь, то и можно
сообща верхнюю дернину снять. Не глубоко по первости, иначе никак. А уж
другие соседи тоже пущай гуртуются...