"Анатолий Знаменский. Хлебный год " - читать интересную книгу автора

- Это чего ты, про коммунию, что ли? - кричат.
- Насчет коммуны не скажу, - трезво отвечает Финоген, - но сложиться
силами всяко сумеем. Вопрос другой. По весновспашке надо бы просо там
кинуть, а семян таких, сколько знаю, ни у кого не осталось, в голодное время
все на кашу истолкли. Надо бы сильно подумать насчет семян...
- Па-ше-ницу-у! - Паранька кричит.
- Дура! Человек дело говорит!
- А хай тоби грец!
- Остепенись!
- Да почему просо-то?!
- А потому что по целине. Она сорняков не боится! У нее сила такая,
жиловатая, весь ковыль забьет!
- А семена-то? Семян же нету!
- Вот, опять про толокно. Сказано: думать надо!
- Так чего много думать! - опять Паранька кричит. - Советская власть
коммунарам помогала и семенами и тяглом, нехай и нам помогает! Давайте
мандат, до самой Москвы дойду!
Людям смех, а Захар Иванович - председатель руку поднял:
- Дайте я скажу, - говорит, - поскольку крик этот вовсе пустой.
Советская власть, она не чужая у нас, и грабить ее не к чему, а то все опять
старым концом повернется. У ней, может, в данный момент штаны тоже на одной
пуговице держутся - на сознательности нашей. А потому и предлагаю: собрать
деньги, какие у кого есть, и командировать секретаря в гос-сем-фонд для
форменной закупки сортовых семян по прескуранту. Такое мое мнение.
Тут уж всякая шумиха утихла. Как услыхали эти слова "семфонд" и
"прейскурант", так и поняли, что разговор вполне хозяйственный, дельный.
- А завтра, - говорит председатель, - ежели хорошая погода, то и выйдем
с землемерами в степь на отвод новой земли. Самогоном глаза прошу не
заливать, дело предстоит, граждане, вполне трезвое. Выходим с красным
флагом, а флаг препоручаю нести товарищу гражданину Финогену Топольскову,
как лучшему нашему хлеборобу и пьющему в меру согласно обстоятельствам!
Погода в то утро удалась. Солнечный ветер подул над степным гребнем,
доедая последние островки снега на освобожденной земле. Казаки достали
невесть откуда старые мундиры, кое у кого и сапожонки еще оставались, а
женщины приоделись в цветастые полушалки. Двинулись взволнованной толпой за
председателем к близкой хуторской грани, за которой лежала когда-то
недоступная, не паханная веками, но такая богатая, манящая земля. Шли под
красным флагом, и лица у всех были торжественные, как на воинской присяге.
А Дунька Кулакова, бездетная вдова с нижнего края, упала на колени у
самой грани и запричитала, завыла в голос:
- Милые вы мои... Гражданы! Господи!.. Всю жизнь... ждали! А дождались
ведь, дождались!
И слезы катились по ее дряблым, исхудалым щекам, и рот дергался, и
сумасшедшая радость перехватывала горло.
Паранька хватала ее под мышки, ставила на ноги и увещевала, а Дунька
ползла на коленях, вывертывалась и шептала, выкрикивала свое:
- Всю жизнь!.. Всю жизнь в эту сторону... ох! Издаля глядела! И - в
первый раз, как люди... В первый раз!
Семена отец привез в двух пароконных тавричанских ходах. Семена были
отборные, литые, в казенных опечатанных мешках. Но пахать-то было ему не на