"Эмиль Золя. Добыча" - читать интересную книгу автора

- Чего?.. Другого, черт возьми! Я хочу другого... Почем я знаю, чего!..
рели б я знала... Только, знаешь ли, хватит с меня балов, ужинов, кутежей.
Всегда одно и то же. Это смертельно скучно... Мужчины надоели, да, да,
надоели...
Максим засмеялся. В аристократических чертах светской дамы промелькнула
страсть. Она больше не щурилась; морщина на лбу стала глубже и резче;
горячие губы капризного ребенка как бы тянулись навстречу наслаждениям -
которых она жаждала и не могла назвать. Рене видела, что спутник ее смеется,
но была слишком возбуждена, чтобы остановиться; полулежа, отдаваясь мерному
укачиванию коляски, она продолжала отрывисто и сухо:
- Конечно, вы, мужчины, несносны... Я говорю не о тебе, Максим, ты
слишком молод... Но как невыносим был вначале Аристид, я и сказать не могу!
А другие! Те, кто любил меня... Ты ведь знаешь, мы с тобой приятели, я тебя
не стесняюсь, ну, вот: бывают дни, когда я так устаю от жизни богатой
женщины, любимой, окруженной поклонением, что, право, хотела бы стать
какой-нибудь Лаурой д'Ориньи, одной из тех дам, которые живут по-холостяцки.
Видя, что Максим смеется громче прежнего, Рене упрямо повторила:
- Да, Лаурой д'Ориньи. Это, должно быть, не так пресно, не так
однообразно.
На мгновение она умолкла, как бы представляя себе жизнь, которую вела
бы на месте Лауры.
- Впрочем, - продолжала она, - у этих дам, должно быть, свои заботы.
Да, в жизни положительно мало забавного. Смертельная тоска... Я уже сказала,
нужно что-то другое, понимаешь? Я не могу придумать, но такое, что ни с кем
не случалось, что бывает не каждый день, какое-нибудь неизведанное,
редкостное наслаждение...
Последние слова она проговорила медленно, с расстановкой, в глубоком
раздумье. Коляска катилась теперь по аллее, которая ведет к выходу из
Булонского леса. Еще больше стемнело; перелески вставали по сторонам, точно
сероватые стены; чугунные стулья, выкрашенные желтой краской, на которых в
погожие вечера восседают разодетые буржуа, стояли вдоль тротуаров, пустые,
унылые, наводя тоску, какую всегда навевает садовая мебель зимой; а мерный и
глухой стук колес возвращавшихся домой экипажей отдавался в пустынной аллее
печальной жалобой.
Очевидно, находить жизнь забавной Максим считал признаком дурного тона.
Правда, он был достаточно молод, чтобы с юношеским пылом отдаваться порой
восхищению, но вместе с тем в нем было столько эгоизма, столько иронического
безразличия, его одолевала такая усталость от жизни, что он не мог скрыть
отвращения, пресыщенности и считал себя конченным человеком. Обычно он даже
с известного рода гордостью признавался в этом.
Он развалился в коляске, как Рене, и томно произнес:
- А ты, пожалуй, права! Скука смертельная. Я не больше твоего
развлекаюсь и тоже часто мечтал о другом... Что может быть глупее
путешествий! Зарабатывать деньги? Я предпочитаю их тратить, хотя это тоже не
так забавно, как думаешь вначале. Любить, быть любимым - скоро надоест, не
правда ли? О да, все это быстро приедается!
Рене не отвечала. Он продолжал, желая поразить ее величайшим неверием:
- Я хотел бы, чтобы меня полюбила монахиня. Забавно было бы, а? Скажи,
ты никогда не мечтала полюбить человека, одна мысль о котором была бы
греховной?