"Эмиль Золя. Завоевание" - читать интересную книгу автора

отпустил несколько комплиментов проходившей мимо него даме; та смеялась и
называла его "милейший господин де Кондамен". Тут-то аббат узнал в нем
красивого, представительного шестидесятилетнего старика, на которого ему
указывал Муре в саду супрефектуры. Де Кондамен сел по другую сторону камина.
Он весьма удивился, увидев аббата Фожа, которого высокая спинка кресла
совершенно скрывала от него; но это нисколько не смутило де Кондамена, и он
со светским апломбом проговорил:
- Господин аббат, мы, кажется, невольно исповедались перед вами... Это,
наверно, очень тяжкий грех - злословить о своем ближнем, не правда ли? К
счастью, вы были при этом и сможете дать нам отпущение грехов.
Несмотря на умение аббата владеть своим лицом, он все же слегка
покраснел. Он отлично понял намек де Кондамена на то, что он притаился,
чтобы подслушать их. Г-н де Кондамен, однако, был не из тех людей, которые
не терпят любопытных. Напротив, это своего рода сообщничество,
установившееся между ним и аббатом, привело его в восторг. Оно позволяло
ему, не стесняясь, говорить о чем угодно и провести вечер, рассказывая
скандальные истории о присутствующих здесь лицах. Это было одно из любимых
его развлечений. Аббат этот, недавно прибывший в Плассан, показался ему
благодарным слушателем; тем более что у него была ничтожная физиономия
человека, способного выслушать все что угодно, не моргнув глазом; Да и
сутана его была чересчур поношена, чтобы откровенность с ним могла повлечь
за собой какие-нибудь неприятные последствия.
Не прошло и четверти часа, как де Кондамен почувствовал себя совершенно
свободно. Он с любезностью светского человека объяснял аббату Фожа, что
представляет собой Плассан.
- Вы здесь чужой среди нас, господин аббат, - говорил он, - и я буду
рад, если смогу хоть чем-нибудь быть вам полезен... Плассан, скажу я вам,
маленький городишко, к которому в конце концов как-то приспосабливаешься.
Сам я родом из окрестностей Дижона. И когда меня назначили сюда инспектором
лесного ведомства, я всей душой возненавидел этот край и досмерти скучал
здесь. Это было накануне Империи. После тысяча восемьсот пятьдесят первого
года в провинции стало не очень-то весело, смею вас уверить. В этом
департаменте жители дрожали от страха... При виде жандарма они готовы были
зарыться в землю. Но мало-помалу все успокоилось, и население вернулось к
прежнему образу жизни; примирился со своей участью и я. Я не засиживаюсь
дома, много разъезжаю верхом, завел кое-какие знакомства...
Он понизил голос и таинственным шопотом продолжал:
- Если вы мне доверяете, господин аббат, то будьте осторожны. Вы не
можете себе представить, в какую я чуть было не попал переделку... Плассан
разделен на три совершенно различных квартала: старый квартал, где нуждаются
только в милостыне и утешении; квартал святого Марка, населенный местной
знатью, гнездо зависти и злобы, от которых никак не убережешься; и новый
квартал, который еще только строится вокруг супрефектуры, единственно
приемлемый и единственно приличный... Лично я имел глупость поселиться в
квартале святого Марка, так как полагал, что этого требуют мои связи и мое
положение в обществе... И нашел там лишь престарелых вдов, высохших, как
жерди, и маркизов, из которых сыплется песок. Все они со слезами на глазах
вспоминают времена, канувшие в вечность. Ни собраний, ни празднеств; словно
глухой заговор против счастливого мира, в котором мы живем... Я чуть было
себя не скомпрометировал, честное слово. Уж Пекер посмеялся надо мной!