"Эмиль Золя. Накипь" - читать интересную книгу автора

кто-нибудь их не услышал, она торопливо шепнула Берте, чтобы та его увела и
заперла в его комнате. А он, все больше возбуждаясь, постепенно перешел на
крик:
- Я не хочу, чтобы тебя отдавали замуж, я не хочу, чтобы тебя обижали!
Если тебя выдадут замуж, я им кишки выпущу!
Тогда Берта, положив обе руки ему на плечи, устремила на него
пристальный взгляд.
- Слушай, - сказала она, - успокойся, или я больше не буду тебя
любить...
Он пошатнулся, ярость на его лице сменилась отчаянием, глаза
наполнились слезами.
- Ты меня больше не любишь? О, не говори так... Пожалуйста, скажи, что
ты любишь меня, что ты всегда будешь меня любить... И не будешь любить
никого другого...
Она взяла его за руку, и он покорно, как ребенок, дал себя увести.
Между тем г-жа Жоссеран, приветствуя в гостиной Кампардона, назвала его
дорогим соседом, явно преувеличивая близость своего знакомства с ним. Почему
она лишена удовольствия видеть сегодня и госпожу Кампардон? Архитектор
сослался на постоянное недомогание жены. Г-жа Жоссеран живо возразила на
это: если бы даже госпожа Кампардон пришла в домашнем халате и комнатных
туфлях, ее все равно приняли бы с распростертыми объятиями. Но при этом она
все время улыбалась Октаву, беседовавшему с ее мужем, и все свои любезности
через голову Кампардона обращала к нему. А когда муж представил ей молодого
человека, она проявила такую сердечность, что тот несколько смутился.
Гости, между прочим, все прибывали: толстые мамаши с худосочными
дочерьми, папаши и дядюшки, еще не совсем стряхнувшие с себя одолевавшую их
на службе дремоту и предшествуемые толпами девиц на выданье. Две лампы под
розовыми бумажными абажурами распространяли в гостиной приглушенный свет,
оставляя в тени ветхие, обитые желтым бархатом кресла, пианино с
потускневшей полировкой и три потемневших от времени швейцарских пейзажа,
выделявшихся на однообразном фоне отделанных позолотой белых стен. При этом
скудном освещении гости удивительно походили друг на друга: одинаковыми
казались их неприглядные, увядшие лица, одинаковыми - созданные кропотливым
трудом претенциозные туалеты. На г-же Жоссеран было то же самое платье
ярко-оранжевого цвета, что и накануне. Но, желая сделать его неузнаваемым,
она просидела над ним целый день - притачивала к лифу рукава и мастерила
кружевную накидку, чтобы прикрыть ею свои оголенные плечи. Вместе с матерью
и обе дочери, сидя в грязных ночных кофточках, тоже весь день яростно
работали иглой, украшая новой отделкой свои единственные вечерние туалеты,
которые они с прошлой зимы без конца переделывали.
После каждого звонка из прихожей доносился неясный гул голосов. В
унылой гостиной шла вялая беседа. Лишь время от времени из общего тона
вырывался деланный смех какой-нибудь барышни. Дядюшка Башелар и Гелен,
усевшись позади маленькой г-жи Жюзер и локтем подталкивая друг друга,
отпускали сальные остроты. Г-жа Жоссеран встревоженными глазами следила за
ними, опасаясь какой-нибудь неприличной выходки со стороны своего братца.
Уши г-жи Жюзер, однако, могли выдержать что угодно. При самых забористых
анекдотах на ее лице мелькала кроткая ангельская улыбка и лишь слегка
вздрагивали уголки губ. Дядюшка Башелар пользовался репутацией опасного
мужчины. Зато его племянник Гелен отличался целомудрием. Какие бы ему ни