"Эмиль Золя. Труд" - читать интересную книгу автора

механизме, только пожиравшие энергию, и от их движения механизм скрипел и
готов был развалиться.
В то время как крестьянин яростно торговался с лавочником, настаивая,
чтобы тот скостил франк с цены лопаты, Лука, заглянув в лавку, увидел и
здесь детей. Их было двое: Огюст, высокий двенадцатилетний мальчуган
рассудительного вида, занятый приготовлением уроков, и едва достигшая
пятилетнего возраста Эвлали, которая чинно сидела на низеньком стуле с
серьезным и кротким выражением лица, как будто оценивая проходивших мимо
лавки прохожих. Девочка сразу заинтересовалась Арсеном Ланфаном - он, видно,
понравился ей - и встретила его со свойственным ей видом маленькой
доброжелательной женщины. Компанию дополнила появившаяся в лавке дочь
Буррона Марта, толстенькая смеющаяся четырехлетняя крошка; ее привела с
собой жена Буррона, круглая, свежая, несокрушимо веселая Бабетта: дочь пошла
в нее. Впрочем, Марта, тотчас же бросила руку матери и устремилась к Огюсту
Лабоку, которого,, по-видимому, уже знала.
Бабетта прервала спор крестьянина и торговца: они сошлись, разделив
злосчастный франк пополам. В руках у нее была кастрюля, купленная накануне.
- Она течет, господин Лабок. Я заметила это, когда поставила ее на
огонь. Не могу ж я оставлять у себя дырявую кастрюлю!
Лабок, ворча, принялся осматривать кастрюлю; ему пришлось согласиться
на обмен; тем временем г-жа Лабок заговорила о своих детях. Чисто тумбы,
весь день не трогаются с места: Эвлали сидит на стуле, мальчик не отрывается
от книги. Вот уж правильно поступают родители, что наживают для них деньги:
судя по их теперешнему поведению, вряд ли эти дети сумеют много
зарабатывать, когда вырастут. Огюст Лабок, не слыша речей матери, улыбался
маленькой Марте Буррон; Эвлали Лабок протягивала ручку Арсену Ланфану, а
сестра его, Олимпия, мечтательно доедала пирожное, полученное от маленького
Митена. То была удивительно милая и трогательная картина, от которой сквозь
жгучее дыхание ненависти и борьбы, опалявшее улицу, веяло радостным и свежим
благоуханием надежды на грядущий день.
- Наживешься на таком товаре! - продолжал Лабок, вручая Бабетте другую
кастрюлю. - Нет больше добросовестных рабочих, все отвиливают от работы... А
сколько добра пропадает в таком деле, как наше! Входит всякий, кто захочет,
товары выставлены на улице - протягивай руку да бери... Сегодня пополудни
нас опять обокрали.
Ланфан, неторопливо расплачивавшийся за купленную лопату, удивился:
- Так, значит, правду рассказывают о разных кражах?
- Еще бы не правду! Не мы крадем, у нас крадут... Они два месяца
бастовали, теперь им не на что покупать, вот и воруют, что могут...
Смотрите: из этого ящика у меня два часа назад вытащили несколько ножей и
резаков. Не очень-то это успокоительно.
Внезапно побледнев, охваченный дрожью испуга, он тревожным жестом
указал на улицу, дышавшую угрозой, заполненную мрачной толпой: казалось,
Лабок боялся, что толпа вдруг ринется волной в лавку, сметет торговца и
собственника и выбросит его нищим на улицу.
- Ножи и резаки? - подхватила со своей неизменной веселостью Бабетта. -
Да их же не едят! Кому они нужны? Это вроде как Каффьо жалуется, будто у
него украли коробку сардин. Просто какому-то мальчишке захотелось
полакомиться!
Бабетта всегда была довольна, всегда уверена, что все пойдет на лад.