"Эмиль Золя. Труд" - читать интересную книгу автора

месяца - и будет! Ступай куда знаешь!
Он грубо и яростно бросал ей в лицо эти слова, а бедняжка, вся
содрогаясь от оскорблений, все же настаивала - кротко, со смиренным
упорством обездоленных, которые чувствуют, что почва уходит у них из-под
ног.
- О! Какой ты недобрый, какой ты недобрый!.. Вернешься вечером домой, и
мы поговорим. Если надо, я завтра уйду. Но сегодня, сегодня дай мне ключ.
Рагю взорвался; грубым толчком он отбросил Жозину в сторону.
- Черт побери! Уже и по дороге пройти нельзя! Проваливай куда хочешь!
Говорю тебе, все кончено!
Жозина разрыдалась. Видя это, маленький Нанэ, встряхнув золотистой
головкой со спутанными белокурыми волосами, решительно шагнул к Рагю.
- Ах, и мальчишка туда же! - воскликнул тот. - Все семейство у меня на
шее! Пинка захотел, негодник!
Жозина поспешно привлекла Нанэ к себе. И они остались стоять в грязи,
содрогаясь от отчаяния, а оба рабочих, пройдя мимо, исчезли в сгустившемся
сумраке: приятели направлялись к Боклеру, огни которого начинали уже
загораться. Буррон, в сущности славный малый, хотел было вмешаться, однако
не сделал этого, боясь уронить себя в глазах товарища, сердцееда и кутилы,
влиянию которого подчинялся. Жозина помедлила мгновение, словно спрашивая
себя, стоит ли следовать за ушедшими. Когда те уже исчезли из виду, она,
движимая упорством отчаяния, направилась вслед за ними, ведя за руку
братишку, скользя вдоль стен, принимая всяческие меры предосторожности, как
будто Рагю мог ее увидеть и побить за то, что она посмела увязаться за ним.
Возмущенный Лука едва не бросился на Рагю с кулаками, чтобы проучить
его. Вот оно, проклятие труда: человек превращен в волка непосильной,
несправедливой работой, борьбой за хлеб, который так трудно заработать и
который рвут друг у друга столько голодных рук! Все два месяца забастовки в
рабочих семьях крохи пищи порождали ненасытное исступление ежедневных ссор;
а теперь, после первой получки, мужчина спешил одурманить себя вновь
обретенным вином и выбрасывал на улицу подругу, разделявшую его страдания, -
законную жену или соблазненную девушку. В памяти Луки оживали четыре года,
проведенные им в парижском предместье, в одном из тех больших зловонных
домов, где в каждом этаже исходит рыданиями и побоями рабочее горе. Сколько
драм он наблюдал, сколько страданий тщетно пытался облегчить! Страшная
картина позора и пыток, рождаемых наемным трудом, часто вставала перед
Лукой; он глубоко постигал чудовищную несправедливость, ужасающую язву,
которая разъедает современное общество, и, охваченный жаром благородного
воодушевления, целыми часами размышлял над тем, как отыскать спасительное
лекарство; но мысль его неизменно разбивалась о неприступную стену реальной
действительности. И вот теперь, когда неожиданный случай вновь привел его в
Боклер, он в первый же вечер столкнулся с этой дикой сценой, с этой
печальной, бледной девушкой, выброшенной на улицу, умирающей с голоду, все
по вине того же всепожирающего чудовища, пламя которого ревет там, в недрах
"Бездны", и траурным дымом поднимается к трагическому небу!
Налетел порыв ветра; в стонущем свисте брызнуло несколько капель дождя.
Лука, стоя на мосту лицом к Боклеру, старался рассмотреть окружающую
местность, едва озаренную угасающим светом, пробивавшимся из-за черных туч.
Направо от него, вдоль дороги в Бриа, тянулись корпуса "Бездны"; под ним
катила воды Мьонна; налево, несколько выше, по насыпи, пролегала железная