"Женя Золотов. Исповедь школьника " - читать интересную книгу автора

подавал мне руку или поддерживал за локоть - осторожно и бережно, словно
боясь причинить мне боль. Мы почти не разлучались, и путь домой, усыпанный
вечерними звездами, убеленный сказочным снегом, теперь, когда мы жили совсем
близко друг от друга, всегда был для нас общий. Все тело, от шейных
позвонков, от бровей и ключиц до щиколоток, до пальцев на ногах, окутывала
блаженная усталость. Снежинки таяли на разгоряченных лицах. Мы шли не
слишком быстро, болтая, скажем, о книгах, школе, о планах на будущее, о
чем-нибудь еще, смеялись... Но изредка наш живой разговор как-то сам собой
прерывался, возникала естественная пауза. Мы молча, рассеянно смотрели,
какие завихрения образует снег в лучах фонарей - приглушенных апельсиновых
эллипсов вдоль проезжей части. Впереди звенел трамвай. Рельсы озарялись
бледно-зеленой вспышкой. Помню, как я смутился и, наверное, покраснел, когда
Ленька в первый раз - сначала долго не решался, потом решился очень
застенчиво взять у меня мою спортивную сумку с ремнем через плечо. Кроме
полотенца и плавок, там еще были довольно тяжелые краски, кисти и папка с
рисунками. Я смутился, но посмотрел на него с благодарностью. Мне почему-то
совсем не было стыдно, что он считает меня слабее, мне было даже приятно -
не знаю, ничего похожего со мной никогда раньше не было. Он проводил меня до
самого дома. Прощаясь, я несколько дольше обычного задержал в своей руке его
горячую, тонкую, но сильную ладонь - он не отнял ее... Вечер прошел для
меня, как в тумане, и я провел бессонную ночь - не помню, о чем я думал, что
чувствовал. Я совсем заблудился в своих ощущениях. В окно светила полная
луна. Было жарко. Откинув простыню, я лежал обнаженный, купаясь в лунном
свете, и к утру оказался смертельно, немыслимо влюблен в этого юношу,
нежного и сильного, с прекрасными темно-карими глазами.
Это было в двадцатых числах марта восьмого класса. А на следующее утро,
точнее, еще ночью, вспыхнула весна, и оконное стекло с восходом солнца
словно обожгло меня пламенем, и я помню - поскольку не спал, как капли
барабанили по подоконнику. У дверей школы сугробы, к третьему, что ли,
уроку, превратились в большие лужи, в которых сияло солнце и небо, с кучкой
пористой грязи посередине, и дворник убирал воду гремящей лопатой. От
бессонной ночи у меня в тетради подкашивались буквы, я ронял голову на руки,
учитель что-то говорил, солнце сияло. Ленька смотрел на меня с удивлением и
беспокойством, я в ответ смущенно улыбался и отводил взгляд. Когда на
перемене я умывался в туалете холодной водой и взглянул в зеркало над
умывальником, мне почудилось, что глаза мои расплываются по лицу. Впрочем, к
четвертому уроку я кое-как разошелся.
И был вечер, и было утро - день второй, и снова мы были в студии
живописи и в бассейне, и Ленька опять нес мою сумку, которую я отдал ему с
простодушной благодарностью и которую он взял у меня с какой-то особой
заботой, сняв прямо с моего плеча. Я стойко, молча, пронзительно переживал
свои чувства - не могу передать как. Это было, наверно, очень смешно - как,
наверное, дружески, добродушно, похлопывая меня по плечу, издевались бы мои
знакомые - или вообще, повели бы лечить к врачу, если бы я не похоронил мою
тайну глубоко-глубоко в сердце. Это было смешно со стороны - и необыкновенно
трагично для меня, поверьте... Восьмой класс кончился, меня увезли на дачу -
и как я умирал все лето!!! Я спрятал любовь в своей мальчишеской груди-и как
же у меня там болело, как горько я плакал по ночам, в своей просторной
комнате на втором этаже, прижимая руки к нечастному глупому сердцу,
накрывшись одеялом с головой! И в окно светила кошмарная луна, и убийственно