"Эдуард Павлович Зорин. Большое Гнездо ("Всеволод Большое Гнездо" #3) " - читать интересную книгу автора

сломил его гордый дух: жена ухаживала за ним с любовью, обласканные бояре
стали его первыми советчиками. Целыми днями они толпились на княжеском
дворе, выхваляясь друг перед другом, вытягивали у Романа новые земли,
вымаливали подарки и посулы. Великая благость простерла свою длань над
Волынью. Епископ в соборе и попы в больших и малых церквах молились за
скорейшее исцеление князя.
Шли затяжные дожди.
Твердислав сидел у окна, смотрел, как проезжали по лужам возки, как
бежали, накрывшись мешками от дождя, мужики и бабы, и на душе у него было
благостно: свершилось задуманное.
Как и наказывал ему Роман, сразу же по приезде в Киев навестил боярин
митрополита.
- Никифора слушает Рюрик, - говорил, тяжело дыша от сильного жара,
князь (рана в плече наливалась гноем).- Езжай с великими дарами, пади
митрополиту в ноги, без Рюрикова прощенья не возвращайся...
"Проняло-таки князя, - улыбнулся своим мыслям боярин. - Вняла нашим
мольбам богородица, поставлю ей по возвращении на Волынь пудовую свечку".
Сознавая торжественность случая, Никифор встречал Твердислава в
парадном облачении, допустил к руке, но разговаривал на расстоянии. Боярин
стоял на коленях, избегая митрополитова взгляда. Говорил глухо, изъявляя
глубокую скорбь и раскаяние:
- Вступись, отче, не оставь без внимания верного раба твоего,
заблудшего агнца Романа. Не по твоей воле, а по наущению диавольскому
возмутился наш князь. За то и покарала его рука божия, за то и лежит он ныне
прахом у ног твоих и взывает о пощаде.
- Много бедствий принес Роман Руси, - разомкнул уста митрополит
Никифор. - Но в раскаяние его я верю, ибо сам Христос, спаситель наш,
завещал нам любовь к ближнему и прощение. Ступай, боярин, к себе на двор и
жди. Ежели уговорю я Рюрика, велят тебя кликнуть - явись тот же час. Ежели
не уговорю, возвращайся восвояси, и да будет с вами всемилостивейший бог...
Аминь.
Служки подхватили ослабевшего Твердислава под руки и вывели за дверь.
Остамел боярин: тяжкий дух стоял в митрополичьих палатах. Был Никифор
худосочен и тощ, и кровь его была холодна - велел он с утра жарко топить все
печи, а озноб не покидал его. Хоть и много золота стоило Никифору место
киевского митрополита, но тосковала душа его по теплым берегам Босфора, по
синему морю с белыми парусами корабликов, по оливковым рощам. Патриарх,
похоже было, совсем про него забыл. Полгода не приходило вестей из
Константинополя, полгода жил Никифор в полном одиночестве, общаясь только с
книгами и враждующими между собой князьями.
Больно кольнуло сердце митрополита Романово своеволие. Испугался он,
как бы не опутал волынского князя своими сетями святейший папа, как бы не
наслал в его земли своих нунциев1, не обратил православных в свою веру.
Тогда разгневается патриарх, пришлет на Русь другого, более расторопного
пастыря...
И так рассудил митрополит: если не помилует волынского князя, не
помирит его с Рюриком, то другие позаботятся о нем - в Кракове. Зачем играть
с огнем?!
Три дня сидел Твердислав в Киеве. На четвертый день утром явился отрок
с Горы: Рюрик звал боярина к себе.