"Эдуард Павлович Зорин. Большое Гнездо ("Всеволод Большое Гнездо" #3) " - читать интересную книгу автора

- Слава тебе, господи, - облегченно перекрестился Твердислав.
Но, пригласив на Гору, Рюрик и здесь не сразу принял боярина. В узком
переходе перед гридницей сидели на лавках, поставленных вдоль стен,
дружинники, купцы и прочий незнакомый Твердиславу люд, слышались
приглушенные голоса, с кухни доносился перестук ножей, пахло жареным мясом и
луком. Над головами надоедливо кружили большие зеленые мухи.
Обряженный в теплую шубу, в высокой меховой шапке, боярин потел и
отдувался, недовольно скашивал угрюмые взгляды на суетящуюся вокруг
княжескую челядь. Мягкий беззубый рот его кривился в недовольной усмешке,
распухшие в суставах пальцы нервно перебирали четки.
Пробегавшие мимо отроки смотрели на боярина с любопытством, особого
почтения не выражали, и Твердислав почувствовал сосущее под ложечкой
одиночество.
На Волыни был он первым после князя человеком, на княжом дворе все
падали ему в ноги, заглядывали в лицо заискивающе, искали его милости.
На Волыни по утрам отправлялся он со своей усадьбы в золоченом возке,
лежал, откинувшись на подушки, зевая, лениво крестил рот и не глядел по
сторонам. Там все его знали.
Строил князю козни Твердислав на Волыни, а в соборе было у него свое
место, по правую руку от Романа, и место это никто не смел занять.
В Киеве Твердислав утратил все свое былое величие. Золоченого возка ему
не подавали, в божьей церкви затирали спинами в задние ряды, простые отроки
и гридни, проходя мимо, бесцеремонно задевали его локтями и скалили зубы.
Ничего, еще и не такое стерпит Твердислав. Шкура у него толстая, зато
ум тонок. В другое время, может, и погладил бы он иного невежу посохом
пониже спины, а здесь благоразумно воздерживался. Пусть унижен боярин на
Горе - за все воздастся ему с лихвой на Волыни.
Только к вечеру попал Твердислав в гридницу ко князю - и на обед не был
зван: проголодался зело, живот обмяк. Терпелив был боярин, ох как терпелив:
ни словом, ни взглядом не выразил своего беспокойства.
Зря искал Рюрик смущения и следов усталости на его лице.
Был боярин улыбчив, речам княжеским внимал с почтением.
Долго поучал князь Твердислава, словно последнего слугу своего. Все
обиды, что нанесла ему Волынь, припомнил и боярину говорил:
- Ты ближе всех ко князю. В том и твоя немалая вина, что неуступчив
Роман и своеволен. Плохие у него советчики.
Проглотил упрек Рюрика Твердислав, все выслушал, ни в чем не возразил.
- Истинно так, княже, - вторил он с покорством. Под конец,
распетушившись от важности, Рюрик сказал:
- Ежели Роман просит и раскаивается в своей вине, то я его приму,
приведу ко кресту и волость дам. Ежели он устоит в крестном целовании, будет
вправду иметь меня отцом и добра моего хотеть, то я буду иметь его сыном,
как прежде имел и добра ему хотел...
Ни слова не спросил князь о дочери - словно и не было ее на белом
свете, словно и не родитель он ей. Зело подивился такому случаю Твердислав и
сам сказал Рюрику:
- Дочь твоя жива и здорова, княже. Шлет тебе поклон и подарки.
Ничего не ответил на это князь. Выслушал Твердислава со скукой в
глазах. Подняв грузное тело со стольца, дал знать, что говорить им больше не
о чем.