"Игорь А.Зотиков. Я искал не птицу киви " - читать интересную книгу автора

деревья - они нам всю энергетику, всю связь испортили. Они даже на верхушки
телеграфных столбов забираются. Любимое их развлечение - качаться на
проводах, да так, чтобы передними лапами держаться за один провод, а
отталкиваться от другого. Сколько обрывов, сколько коротких замыканий.
Ничего не помогает, чего только не делаем... - Он безнадёжно махнул рукой. Я
взглянул на один из столбов, мимо которых мы проезжали. И вдруг я понял,
почему столбы выглядели странновато. Снизу они метра на три-четыре были
обиты кровельным железом, чтобы хоть как-то затруднить опоссумам лазание по
столбам.
Когда мы достигли перевала и начали спускаться на другую сторону
острова, сразу пошёл дождь, и шёл этот очень тёплый дождь все время, пока мы
были на западной части острова. Полные влаги тучи, которые подходят к
острову с запада и юга, выливаются именно здесь. Климат этой части острова
не только дождливый, но и очень тёплый. Появились огромные
папоротникообразные пальмы. Все стало выглядеть, как картинка из учебника
под названием "Лес в каменноугольном периоде".
Хоки-Тика располагалась на сравнительно ровном зелёном склоне холма
вблизи от моря, среди до сих пор не заросших песчаных отвалов заброшенных
карьеров, в которых добывался золотой песок. От золотой лихорадки осталась
лишь ржавая драга, одиноко мокнущая под дождём.
Нас встретил Тревор и вся его семья: жена и куча ребятишек, не
сводивших глаз с живого русского. Мы пообедали и тронулись в обратный путь.
Когда добрались до перевала, наступила уже ночь. И стало ясно, что опоссумов
здесь действительно много. Все время из темноты на нас сверкали необычным
фиолетовым огнём глаза зверьков, в которых отражался свет фар. Опоссумы -
ночные животные, и теперь мы часто видели их перебегающими шоссе, и Джордж
снова вилял, чтобы ударить их своей машиной. Некоторых кто-то уже посбивал
только что перед нами. Они лежали, ещё не расплюснутые последующими
машинами, и их открытые мёртвые глаза жутко сияли незнакомым фиолетовым
светом в лучах наших фар.

Новые эмигранты

А вот ещё один мой антарктический киви. Высокий, худой, застенчивый,
похожий на Дон-Кихота. Зовут его Манфред Хокштейн. Он ещё не очень хорошо
говорит по-английски, так как лишь недавно переехал со своей семьёй на
постоянное жительство в Новую Зеландию из Западной Германии. Он обосновался
в пригороде столицы и стал работать в геологической службе. По профессии он
был физик, а здесь занялся геофизикой. Ещё в Антарктиде мы понравились друг
другу. Наверное, потому, что я иногда чувствовал себя одиноко и он тоже. Нам
обоим ещё не хватало знания языка и обычаев страны, с жителями которой мы
общались.
Детство Манфреда прошло в маленьком городке под Мюнхеном и пришлось на
конец войны. Пришли американцы, началась неразбериха, старые порядки
рухнули, новые ещё не родились.
- В дома приходили солдаты, изломанные поражением, отрешённые от всех
домашних дел. Они доставали где-то бутылки шнапса или самогона, садились в
кружок, напивались, а потом спорили и пели песни... - грустно рассказывал
Манфред. - А потом снова и снова обсуждали ступени поражения... Истощённые,
измученные годами одинокой тяжёлой жизни женщины подходили к ним,